Дагоберто Гилб. Поселок «Ивушка»
Ничего не оставалось, как обратиться за помощью: с работой никак, остановиться больше не у кого, а насчет денег — лучше не думать. Самое неприятное — начнутся расспросы, хотя вроде бы скрывать от тети Мэгги было нечего. Не знаю, но почему-то меня это не радовало. Или просто стыдно просить у женщины. А может, из-за ма и всех этих историй: никого лучше ма для меня нет, и я ей во всем доверяю. В общем, я был наслышан о Мэгги — в чем только она ни была замешана и чего только ни вытворяла, но всегда оказывалась в выигрыше благодаря своей внешности: кавалеры чуть не дрались, чтобы исполнить всякую ее прихоть. Даже сейчас, когда ей должно быть под пятьдесят, никто бы не дал ей столько. Наверное, не каждая женщина, которой за тридцать, выглядит лучше ее. А может, ма не хотела говорить правду о возрасте Мэгги? Потому что — как бы это сказать?.. — пусть ма и не такая красавица, но зато никто так не умеет готовить. Похоже, тетя намного моложе. Нисколько бы не удивился, что так оно и есть. Видел своими глазами.
Я б ее даже не узнал, если б не сидел за столом у нее на кухне. Последний раз, когда я ее видел, мне было не больше пятнадцати. Она приезжала к нам в Эль-Пасо несколько раз, но мало ли какие родственники могут нагрянуть в гости. Я на домашних делах не зацикливался и, даже когда мы целовались при встрече и на прощанье, можно сказать, не видел ее и не слышал. В общем, как все подростки. Теперь я мужчина, у меня есть жена, ребенок и еще один на подходе. И, как всякий нормальный мужчина, я видел, что моя тетя — женщина, это нельзя было не заметить.
— Возьмусь за что угодно, — сказал я ей, — главное, чтобы дело было стоящее. — Я рассказал ей о трех местах, где работал. Два раза устраивался на стройку, но там мне совсем не нравилось, и я уходил где-то через неделю, а последний раз — в ресторан, потому что не было ничего другого, но, оказалось, там надо торчать целый день и не оставалось времени подыскать что-нибудь получше.
— Подождем, пока приедет Джим: он тебе что-нибудь присоветует, Гильермо. Скоро он должен вернуться. — Она говорила о муже. Его не было уже недели две, а то и больше, он уехал в Чикаго, а еще у него были какие-то дела в Бразилии. Я не стал спрашивать, что за дела, чем он вообще занимается. Фамилия у него — язык сломаешь. Хотя ма всегда злилась за это на отца, но он называл его зажравшимся габачьим[1] сыном Заблудовского[2] — телевизионщика этого, чиланго[3], который сидит в своем Мехико и горя не знает. Сердилась она и за его сальные шуточки в адрес Мэгги, хотя не он один отпускал такие. Наверное, у тети Мэгги было еще как минимум две фамилии, ведь до этого она выходила замуж не меньше двух раз. Ее собственная фамилия — Сантамария, и по этому поводу отец тоже подмигивал с ехидной улыбкой.
— Билли, — сказал я ей. — Все меня зовут Билли.
— Гильермо — намного лучше, — заявила тетя. — Это имя зрелого, уверенного в себе мужчины. — На руках и в ушах у нее были драгоценности, и они иногда позвякивали — будто от ветерка, который развевал ее длинные черные волосы.
По мне, так Билли гораздо лучше. Не люблю я все эти официальные имена, как в документах. И не хочу, чтобы, услышав Гильермо, люди думали, будто я только что перешел границу. Пускай думают, что я американец, что я родился и вырос в Америке. Вот дядя — весь в татуировках, всем своим видом показывает, что он настоящий чоло[4], и называет себя не иначе, как Мемо; мне лично это не нужно. И потом, разве сама она не Мэгги? Но в гостях спорить невежливо, и я промолчал.
Она пила вино. Наливала его из здоровенной бутыли; их тут было навалом — всяких, какие встречаются в барах: целый стеллаж и еще полным-полно на столе и на стойке. Я уже ответил: «Спасибо, не надо». (Я просто не знал, как его пьют.) И дело было не только в вине: у Мэгги была не кухня, а прямо тебе хозяйственный отдел гипермаркета. Полный набор медных кастрюль и сковородок и еще столько же не медных, все развешаны над плитой; еще один стеллаж, с бокалами для вина. Куча всяких приспособлений. А уж техники… Блендер, даже два. Кухонный комбайн. Тостер, какие бывают в кафе. Печь для выпечки хлеба. Паста-машина. Еще, еще, еще!.. Несколько деревянных подставок с ножами, полотенца без счету, а на рабочих столах такая прорва пластиковых и стеклянных бутылок с тем, другим, третьим, что остается только гадать: чем же заняты шкафчики? Выше, на полках во всю стену, мексиканские горшки и блюда. На столе рядом со мной — букет из разных цветов. Очень красивый и совсем как живой, я ошибся — стал его нюхать, и она объяснила. На столе и рядом на полу — кипа нечитаных глянцевых журналов, половина на испанском, два одинаковых, но один из Америки, а другой — из Мексики или Испании, а может, откуда-то еще, откуда мне знать.
— Ну, тогда пива?
— Да, спасибо.
Она открыла одну часть серебристого холодильника. Он был набит под завязку, казалось, все из него вот-вот вывалится на пол. Пока она рылась, мне хотелось встать и помочь ей вынимать эти запасы, а может, и подержать, что нужно… Наконец, она нашла зеленую бутылку, а открывалку и искать не пришлось — похоже, это она знала точно. Дала мне то и другое, а я, как дурак, уставился на бутылку и таращился невесть сколько. Сверху на ней была фольга, и я так и не понял, на каком языке название.