Партийное мнение - [6]

— Это можно, — согласился Синягин.

Рабочие, выступавшие после Шевченко, высказывались в той же внешне уклончивой форме: если прикажут возвращаться, можно возвратиться, а если надо зимовать — что же, пургою их не испугают, пургу они видели; и зимой можно работать. Смородин слушал их выступления с раздражением. Он краснел, дергался на скамье, несколько раз вырывался из-под контроля Лукьянова и бросал язвительные реплики. Он ощущал в каждом слове рабочих тот же новый, неожиданно явившийся дух: каждый из них начинал с возвращения назад, это говорилось словно для приличия, мельком, чтоб только упомянуть, что они к этому готовы, а на зимовке и на работе в зимних условиях они останавливались подробно, говорили об этом по-деловому, конкретно, словно это было уже дело решенное.

— Ну как? — спросил Лукьянов задумавшегося Митрохина.

Митрохин растерянно смотрел на участников собрания, и Лукьянов, глядя на его смущенное лицо, вдруг вспомнил, что жене его скоро рожать и что Митрохин недавно рассказывал ему, что каждую ночь он видит ее во сне. Митрохин, покраснев так, что на лбу выступила испарина, несмело высказывал свое мнение. Он, конечно, насчет геологии слаб, но за буровой станок ручается, что не подкачает. И вообще, товарищи, это дело серьезное, свинец — металл очень нужный, это ясно, и каждый это должен хорошо помнить. А раз Игорь Евгеньевич и товарищ Шевченко за свинец ручаются, то, значит, нужно оставаться, удвоить усилия и дать хорошие результаты; вот так ему кажется.

Слова попросил взволнованный и раздраженный Смородин.

— Я вижу, товарищи, вы колеблетесь, — заявил он. — И я хочу вам сказать определенно, что если бы у нас была связь с Полярным, то вопрос был бы решен в таком плане, как я предлагаю. От нас могут требовать нормальной работы, а не сумасбродного геройства, поймите это. Полярный не может оставить нас на зимовку, если она не запланирована и не обеспечена. Не верите мне, спросите самого Игоря Евгеньевича.

— Правда, Игорь Евгеньевич? — спросил Лукьянов.

— Вопрос темный, — уклончиво ответил Синягин. — Доклад Смородина о результатах разведки отправлен позавчера, я сегодня передавал на рацию свои соображения: почему настаиваю на зимовке. Не исключено, что Полярный согласился бы со мною. Дело сейчас не в этом — решение предоставлено нам самим, мы знаем свои силы, знаем обстановку и должны сами решать, что нам делать.

Лукьянов подвел итоги высказываниям.

— Я думаю, товарищи, Василий Васильевич совершенно прав, — сказал он ровным, спокойным голосом. — Никто не может приказать нам превратиться в героев. Приказы рассчитываются на средних людей и средние нормы, даже если эти средние нормы, как говорится, и средне-прогрессивные. Но он не прав в том, что мы должны с этим примириться. Я думаю, товарищи, это будет не по-партийному. Если нам со стороны не могут, мы сами себе можем приказать. Люди добровольно, а не по приказу становятся героями. А тут и совсем простое дело. Всем хочется домой. И холод и пурга надоели. Но надо, раз мы решаем дело, решить его по-государственному. Зачем мы здесь? Чтоб изучить железное залегание и найти свинцовые руды. Нужен стране свинец? Очень нужен. Можем мы его тут найти? Игорь Евгеньевич считает, что можем, да и Василий Васильевич не очень протестует. Так в чем дело? Надо искать и все.

— Да пока не находится, — сказал Смородин.

— Не находится? Значит, плохо искали. А если плохо искали, разве это резон, чтоб совсем перестать искать? Нужно больше искать, энергичнее работать, вот как оборачивается дело, Василий Васильевич. Мне, как и всем, хочется домой. Но вся обстановка требует располагаться на зимовку.

— А как материалы насчет железа? Их требуется срочно обработать.

— Тут ты, Василий Васильевич, прав. Материалы должны быть доставлены в Полярный для обработки. Но для этого не нужно снимать всю твою группу — хватит, если поедешь ты с Митрохиным. Вот такое решение я рекомендую, товарищи. Все материалы мы грузим на вездеход. Ведет его Митрохин, он это дело знает лучше всех; ну, а остальной народ — одиннадцать человек — располагается на зимовку. Конечно, предъявим Василию Васильевичу дополнительное обязательство — расскажешь в Полярном о нашем решении, поможешь нам всем, чем сможешь, пусть там не волнуются за нас и при первой возможности забросят нам продовольствие и одежду. Как насчет этого, товарищи, согласны?

— Особо срочно забросить лампы для рации, — добавил Лукирский.

— Принимается. Есть еще замечания? Ты, Игорь Евгеньевич?

— Согласен, — сказал Синягин.

— Ты, Василий Васильевич?

Смородин колебался. Он не умел скрывать своих переживаний. Он был подавлен тем, что никто его не поддержал. Он нехотя сказал:

— Что же, возражать не могу, решение твое, Никитич, соломоново, овцы целы и волки сыты; мне уезжать с железом, а вам добывать свинец — умно, ничего не скажу.

— А что же, ты хотел бы, чтоб решения партгруппы были не умны? — строго спросил Лукьянов, смотря на него поверх очков.

Смородин не хотел сдаваться. Он сердито проговорил:

— А вообще говоря, Иван Никитич, решение твоей удивительной партгруппы для меня вовсе не обязательно: захочу — выполню, захочу — нет.