Партийное мнение - [5]
После Синягина Лукьянов предоставил слово Смородину. Обычно насмешливый и веселый, он сейчас говорил серьезно и твердо. Он резко обрушился на Синягина. Он заявил, что не будет говорить высоких фраз, хотя мог бы сказать их не меньше Синягина, — достаточно напомнить, что родина наша нуждается не только в свинце, но и в железе и что задерживать подсчет запасов обследованного железного оруденения никому не разрешат. Он, Смородин, поражается: как можно назвать разведкой эту авантюру, на которой настаивает Игорь Евгеньевич? Их экспедиция имела летнее и осеннее задание, она плохо подготовлена к арктической зиме, у них мало теплой одежды, палатка не укреплена, не хватит продовольствия. Что они сделают, когда разразятся зимние пурги? Чем они осветят место работы, когда перегорят все запасы лампочек? Уже сейчас буровой станок часто останавливается. А что будет завтра, когда грянут шестидесятиградусные морозы? Или Игорь Евгеньевич думает, что Арктика даст скидку на его решения и подарит ему зиму с игрушечными ленинградскими морозами? Надо смотреть на дело прямо — зимой будет не работа, а простой, люди, лишенные возможности высунуть нос наружу, будут валяться в продуваемой насквозь палатке, замерзать от холода, изнывать от голода, тосковать от безделья. Он, Смородин, предлагает немедленно сниматься, поскольку срок их экспедиции вышел и план разведок выполнен по объему работ. Самое важное сейчас — срочная обработка добытых материалов. Весной, когда начнутся рейсы самолетов, на Курудан прилетит новая партия и закончит начатую ими работу.
— Товарищ председатель, разрешите вопрос, — попросил Синягин и, получив разрешение, обратился к Смородину: — Я прошу ответить мне: если бы мы сегодня извлекли керн, содержащий свинец, считал бы руководитель научной части целесообразным оставление экспедиции на зимний период для уточнения залегания обнаруженной руды и определения ее мощности?
— Несомненно, — ответил Смородин. — В этом случае риск зимней работы оправдывался бы результатами.
— Значит, все дело в том, что руководитель научной части не верит в успех поисков? Зачем же сюда приплетать пургу, морозы, недостаток продовольствия и прочее? До новых самолетов нам запасов хватит, а утеплить наше жилище мы всегда успеем. Скоро начнутся снегопады, обложим палатку снегом — чего лучше? Мне кажется, Василий Васильевич излишне пугает нас трудностями.
— Я повторяю: шансы слишком мизерны, чтоб идти на такой риск.
— Я тоже повторяю: это и есть боязнь трудностей. Эту боязнь всегда оправдывают тем, что шансы на достижение цели малы. По-моему, все очень просто — свинец родине нужен, признаки свинца имеются, наша задача дать стране то, в чем она нуждается, чего бы это нам ни стоило лично.
— Слова! — презрительно бросил Смородин. — Простая агитация, Игорь!
— Нет, не слова, — возразил Синягин с раздражением. — И не простая агитация, а дело. Удивляюсь, Василий, как ты не понимаешь этого.
Лукьянов постучал согнутым пальцем по столу и сказал:
— Давайте кончать неорганизованные разговоры! Прошу, товарищи, высказываться.
В людях чувствовалась нерешительность. Участники собрания переглядывались, но слова не брали. Вместе с тем Синягин по каким-то неуловимым признакам догадывался, что к его словам сейчас относятся иначе, чем вчера. Конечно, почти все люди охотно бросились бы укладывать приборы и собирать вещи, если бы он такое распоряжение дал или, тем более, если бы такое распоряжение поступило из Полярного. Но теперь чувство усталости и бессилия, тоска по семье и теплому углу, неверие в успех начинали уступать место чему-то, стоявшему выше и усталости, и бессилия, и тоски по дому, и даже сомнения в успехе собственной работы.
В выступлении Лукирского, первым поднявшегося со скамьи, эта двойственность определилась сразу. Еще утром Лукирский поддерживал Смородина — он радостно улыбался словам Смородина, с живостью побежал передавать запрос Синягина, первый распространил слух о ссоре начальников, в дружеском разговоре давал мрачные прогнозы наступающей зимы. Сейчас он говорил осторожно и туманно. Вообще говоря, Василий Васильевич, конечно, прав — если они снимутся, в Полярном их никто не упрекнет. Тем более, связи нет, а без связи возникнут дополнительные трудности. Но, если говорить правду, то и в зимовке ничего страшного нет. Разве им впервые зимовать в тундре? Конечно, полярная зима грозна. Но в горах температура будет градусов на десять — пятнадцать выше, чем на равнине, а от пурги они защитятся снеговыми барьерами. Он не спорит — будет обидно, если свинца не найдут. Но еще обиднее прекратить разведку на пороге открытия и потерять на этом год, а то и больше. Игорь Евгеньевич прав, тут нужно думать и думать. Он, Лукирский, считает, что основной вопрос — это продовольствие. Пусть Иван Никитич даст справку, как с продовольствием.
— Хватит на полгода, примерно до конца марта, — сказал Лукьянов. — Роскошествовать не будем, норма жесткая, а хватить — хватит.
Выступление геофизика Шевченко, работавшего в группе Смородина, было совсем кратким. Он сообщил, что занимался главным образом железным оруденением, свинец не входил в его программу, но лично он в свинец верит. Он твердо убежден, что они сейчас работают на периферии свинцового оруденения. Гадать он не рискует, но за два-три месяца они доберутся до самой руды, так ему кажется — он судит по характеру встречающихся пород и минералов. Он предложил бы только сразу перенести район поисков на километр восточнее, там места более благоприятные.
На планете в сопряженном с Землей мире гибнет, распадаясь на части, великая империя. Мировая война довершает дело: на Латанию обрушиваются метео- и резонансные удары, союзники отворачиваются от нее, регионы выходят из ее состава… И в этот момент к власти в стране приходят молодые военные и инженеры. Возглавляет их будущий диктатор — полковник Гамов. Трибун и демагог, провокатор и пророк, он не останавливается ни перед чем, чтобы планета пала к его ногам. Что он сделает, добившись абсолютной власти?
Первая книга трилогии Сергея Снегова "Люди как боги" в изначальной, несокращённой редакции, опубликованная в сборнике "Эллинский секрет" в 1966 году.
Во главе звездной эскадры адмирал Эли начинает далекий поход. Умеющие искривлять пространство разрушители сначала не пропускают землян на свои территории, а затем заманивают адмиральский корабль в ловушку. Эли и его друзьям предстоит пройти через множество тяжелых испытаний, ведь найти общий язык с разрушителями почти невозможно. На помощь землянам приходит неведомая третья сила, а затем обладающий огромным могуществом Мозг, мечтающий обрести тело.Три величайших звездных народа нашего уголка Вселенной соединились в братский союз, но где-то в темных туманностях обитает загадочный и могущественный народ — рамиры…
«…Я диктую этот текст в коконе иновременного существования. Что это означает, я объясню потом. Передо мной в прозрачной капсуле, недвижно подвешенной в силовом поле, отвратительный и навек нетленный, покоится труп предателя, ввергнувшего нас в безысходную бездну. На стереоэкранах разворачивается пейзаж непредставимого мира, ад катастрофического звездоворота. Я твердо знаю об этом чудовищном мире, что он не мой, не людской, враждебный…»Третья, последняя часть космической трилогии, начатой книгами «Люди как Боги» и «Вторжение в Персей».
Это первая советская космическая сага, написанная Сергеем Снеговым в 197? году. Помню мальчишками мы дрались за то, кто первый будет читать эту книгу. С нынешней точки зрения она скорее всего выглядит немного наивной, но помните, что это один из краеугольных камней в фундаменте современной русской фантастики. Прочтите ее!…в далеком светлом и прекрасном будущем, где люди подчинили себе пространство и материю, где человечество по-отечески собирает под своим крылом инопланетные расы, вдруг оказывается, что идет вселенская битва — битва не на жизнь, а на смерть.
Звездный флот Земли далекого будущего совершает дальний перелет в глубины Вселенной. Сверхсветовые корабли, «пожирающие» пространство и превращающие его в энергию. Цивилизации галактов и разрушителей, столкнувшиеся в звездной войне. Странные формы разума. Возможность управлять временем… Роман Сергея Снегова, написанный в редком для советской эпохи жанре «космической оперы», по праву относится к лучшим произведениям отечественной фантастики, прошедшим проверку временем, читаемым и перечитываемым сегодня. Интересно, что со времени написания и по сегодняшний день роман лишь единожды выходил в полном виде, без сокращений.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.