Для меня эта история началась с того, что на второй день после возвращения на Землю, во время прогулки над кратерами Килиманджаро, я повстречал Лусина верхом на огнедышащем драконе.
Я не люблю летать на драконах. В них что-то от древнего театра. А неповоротливых пегасов я попросту не терплю. Для полетов на Земле я беру обычную авиетку — так и надежней и удобней. Но Лусин без драконов не мыслит передвижения. В школе, когда эти дурно пахнущие чудища лишь входили в моду, Лусин вскарабкался на учебном драконе на Джомолунгму, Дракон вскоре подох, хоть был в кислородной маске, а Лусину запретили месяц появляться в конюшне. С той поры прошло сорок три года, но Лусин не поумнел. Он твердит, что в нём играет душа его предков, обожествлявших эти странные существа, по-моему же — он оригинальничает. Андре Шерстюк да он готовы вывернуться наизнанку, лишь бы чем-нибудь поразить, — такой уж это народ!
И когда с Индийского океана понесся крылатый змей, окутанный дымом и пламенем, я сразу понял, что на нем Лусин. Лусин выкрикнул приветствие и приземлился на обрыве кратера Кибо. Я покружился в воздухе, рассматривая его зверя, потом тоже сел. Лусин побежал ко мне, мы сердечно пожали друг другу руки. Мы не виделись два года. Лусин наслаждался моим удивлением.
Дракон был крупный, метров на десять. Он бессильно распластался на камнях, устало закрыл выпуклые зеленые глаза, его худые бока, бронированные оранжевой чешуей, вздувались и западали, вспотевшие крылья подрагивали. Над головой зверя клубился дым, при выдохе из пасти вырывалось пламя. Огнедышащие драконы были мне внове.
— Последняя модель, — сказал Лусин. — Два года выводил. Инфовцы хвалят. Хорош, нет?
Лусин работает в Институте Новых Форм — ИНФе — и не устает хвастаться, что у них создают живые новообразования, до каких природа не доберется и за миллиард лет. Кое-что, например говорящие дельфины, у них и вправду получалось неплохо. Дымящий, как вулкан, змей не показался мне красивым.
— Вся эта бутафория ни к чему. Если, конечно, вы не задумали пугать им детишек.
Лусин любовно похлопал дракона по одной из его двенадцати лягушачьих ног.
— Эффектен. Повезем на Ору. Пусть смотрят.
Меня раздражает, когда говорят об Оре. Половина моих друзей летит туда, а мне не повезло. Меня бесит не их удача, конечно, а то, что они превращают интереснейшую встречу с обитателями иных миров в примитивную выставку игрушек. Каких только изделий не тащат на Ору!
— Чепуха! Никто там не взглянет на твое ископаемое. Каждый звездожитель сам по себе удивительней всех ваших диковинок. Думаю, машины заинтересуют их куда больше.
— Машины — да! Звери — тоже да. Все — да!
— И ты — да! — передразнил я. — Вот уж образец человека пятого века: рыжеволосый, рыжеглазый, рост метр девяносто два, возраст — под шестьдесят, одинок. Как бы там в тебя не влюбилась мыслящая жаба. И на драконе не удерешь!
Лусин улыбнулся и покачал головой:
— Завидуешь, Эли. Древнее чувство. До драконов.
Понимаю. Сам бы на твоем месте.
Лусин говорит словно иероглифами. Мы привыкли к его речи, но незнакомые не всегда его понимают. Он, впрочем, не любит толковать с незнакомыми.
Его укор расстроил меня, я с возмущением отвернулся. Лусин положил мне руку на плечо.
— Спроси — как? — попросил он печально. — Интересно.
Я кивнул, чтоб не огорчать Лусина равнодушием. Из рассказа я понял, что в желудке у дракона синтезируются горючие вещества и что самому дракону от этого ни холодно, ни жарко. Лусин работает над темой: «Материализация чудовищ древнего фольклора», огнедышащий дракон — четвертая его модель, следующие за ней формы — крылатые ассирийские львы и пресмыкающиеся египетские сфинксы.
— Хочу бога Гора с головой сокола, — сказал Лусин. — Еще не утверждено. Надеюсь.
Я вспомнил, что Андре везет на Ору сочиненную им симфонию под названием «Гармония звездных сфер» и что первое исполнение симфонии состоится сегодня вечером в Каире. Я с сомнением отношусь к музыкальным способностям Андре, но лучше уж музыка, чем дымящие змеи.
Лусин вскочил.
— Не знал. Летим в Каир. Я впереди. До ракетной станции.
— Сам наслаждайся ядовитыми парами своего урода, — сказал я. — А я по старинке: раз, два, три — и ста километров нет!
Мне удалось обогнать Лусина минут на двадцать. Пока он выжимал из своего оранжевого тихохода последние километры, я договорился, чтоб дракона покормили в стойле пегасов. На каждой ракетной станции теперь имеются конюшни крылатых коней — специально для туристов. Просьбу мою встретили без энтузиазма, особенно когда узнали, что змей огнедышащий. Задиристые пегасы ненавидят смирных драконов и, чуть их заметят, сейчас же яростно обрушиваются сверху. Конечно, ни копыта, ни зубы ничего не могут поделать с чешуей, но вздорные лошади упрямо атакуют до изнеможения. Не понимаю, что побудило когда-то греков избрать для поэтических полетов этих быстро устающих в воздухе животных. Я предпочел бы устремляться в художественные высоты на кондорах и грифах, — те поднимаются выше и отлично парят над Землей.
