Отель "Калифорния" - [34]

Настя уже собрала свои вещи и все не уходила, шатаясь по комнатам. «Кого я люблю? Сашу? Ричарда? Друга? Или никого?» Она подумала, что Одинокая Леди Хэрольда Робинса, которую она с трудом, но одолела, тоже никого не любила. «Может быть, это правильно — для времени, меня, страны…»

На углу Беверли и Ла Брея Настя заметила полицейскую машину. Они включили жирофары, и Настя остановилась у тротуара как раз рядом с бензоколонкой.

— Добрый вечер, — сказал наклоняющийся над окном полицейский. Настя уже знала, что из машины ни в коем случае без их требования выходить нельзя. Она аккуратно достала из сумки лайсенс — делать резких движений тоже не надо, знала Настя, а то он, полицейский, подумает, что вы лезете за пистолетом, и… сам выстрелит в вас. На всякий случай! Полицейский спросил, пила ли она, и Настенька не обманула, сказала, что да — один дринк, это было можно. Затем ее попросили посчитать до десяти и обратно. Она извинялась, что медленно считает, но объясняла это своей усталостью и русским происхождением. Полицейский попросил повторить алфавит. По-русски!

— О, вы говорите по-русски?! — обрадовалась Настя.

Но полицейский сказал, что он вовсе не говорит по-русски, а заодно попросил Настю выйти из машины. Она стояла на тротуаре и вслух произносила русский алфавит. До нее дошло наконец-то, что важно просто говорить ровно и спокойно. Хотя она подумала, что даже в трезвом виде навряд ли смогла бы сказать русский алфавит без запинки. Полицейский тем временем спросил, далеко ли она живет, и обрадованная Настя сказала, что нет, за углом почти. Тогда полицейский сказал ей, чтобы она заперла машину, и, когда она это сделала в недоумении, он взял ее ключ… и швырнул в кусты!

— Вам лучше домой пешком дойти. В следующий раз мы вас сами отвезем, только не домой… — отдав честь, полицейский укатил.

Настя заплакала и бросилась звонить Саше. Тот вскоре появился, без машины, но с большим фонариком в руке, оглядываясь, перебежал Беверли-бульвар.

— Что же, пешком?

— Настенька, ты не плачь, ключ сейчас найдем… а машину брать не будем. Я тоже ведь пил. Будет достаточно дыхнуть в блядскую трубочку, и…

Они действительно очень быстро нашли ключ в кустах. Настя достала из багажника портфолио и вино. Она все-таки не понимала, почему они не могут поехать на машине.

— Да потому, что эти полицейские не уехали! Они где-нибудь за углом ждут, чтобы тебя арестовать. У них же тоже план! У полиции. Деньги им надо ведь зарабатывать.

Настя хмыкнула, не веря, и, покачиваясь, вдвоем с Сашей они пошли пешком. Перейдя бульвар и оглянувшись, они увидели медленно проехавшую полицейскую машину.

4. New York. New York!

В конце ноября в Нью-Йорке в одной из комнат пансиона только для женщин каждое утро начиналось в семь тридцать. Душ — вода была или ледяной, как воздух за окном, или ошпаривающей кипятком, как и батарея, от которой на обеих коленях у русской модели Насти уже были розовые шрамики.

Сок, если он не скис за ночь в комнате. Сигарета. Мэйк-ап. И так уже две недели.

В восемь двадцать выход из Barbison'a: большие тетки сидели в холле и с подозрением забирали и выдавали ключи. На улице в накрашенное лицо летел кусок газеты, подброшенный паром, вырывающимся из решеток тротуара. Лексингтон — в лесах. Черные рабочие в синих комбинезонах потирали покрытые налетом белил руки и присвистывали. Настя стеснительно улыбалась — идти в это время с такой размалеванной физиономией было не совсем прилично.

Лошади уже стояли на площади, извозчики были в цилиндрах: «Плаза Отель».

Настя входила и почти раскланивалась… с собой. В по-вокзальному шумном уже лобби[99] стояла фотоафиша. В полный человеческий рост. В рост Насти. Это и была она.

В лифт с ней всегда заходил один и тот же бизнесмен, нервно шуршащий «Wall Street». Он был зверски побрит. Порезы он заклеивал кусочками туалетной бумаги. Розовые лепестки присыхали, но он, видимо, не помнил. Он выходил на этаж раньше, и за расползающимися дверьми лифта Настя опять видела себя. Бизнесмен наверняка не видел.

Весь двенадцатый этаж, где она выходила, тоже был обвешен ею. Корча самой себе рожицы, щелкая себя по носу, Настя шла к «служебному» входу номера.

«О, эта дешевка! Карлица! О, эта притвора!» — кричала Джоди о Муз Модерн, взявшей Настю в Нью-Йорк. Три раза в день в свите[100] «Плазы Отель» Настя и еще две модели демонстрировали летнюю коллекцию оптовым продавцам. Муз приобретала популярность и на Восточном побережье. Настя приобретала полторы тысячи долларов, одежды на тысячу, бесплатный проезд и… возможности. Последнее для Насти оставалось пока неосязаемым.

— В этом шмато[101] бизнесе одни crooks, — возмущалась Джоди ценами на одежду Муз Модерн. — Что ты выберешь у нее на тысячу долларов? Шарфик, ерунда какая-то, стоит двести!

Джоди готовила Настю к поездке. Она звонила из офиса «Плейбоя» на другое побережье страны и кричала в трубку: «Моя топ-модель будет у вас через десять дней!» Теперь в Нью-Йорке, побывав на трех из назначенных Джоди свиданиях, Настя уже не чувствовала себя топ-моделью.

Ей казалось, что она приехала из провинции. В город, где никому дела нет, кем она была в своей деревне. Никто не охал и не ахал от ее