Отель "Калифорния" - [36]

Негритянка взмахнула юбкой — пора было одеваться — взмахнула не той. Настя стала считать до десяти в уме. Потом до пятидесяти, и дальше. Не помогало. Плохое настроение всегда отражалось на ее физиономии. А ей во что бы то ни стало надо было быть в хорошем. Потому что после шоу у нее был назначен аппойнтмент[104]. С Альбертом Ватсоном. И уж его-то она ни за что не должна пропустить. Что бы Муз ни говорила о лотом.

Свидание ей назначила девушка из «Базар» — молодая, деловая и, как Насте показалось, честная. Вообще она заметила разницу в манере разговаривать у ньюйоркцев. Ей очень нравилось, что они не сюсюкают, не лебезят и прямо говорят о деле. Во всяком случае по сравнению с лосанджелесцами это было прямо. Честная девушка из «Базар» сказала Насте, что прямо, так вот, сразу, на работу ее взять не может: «Но я уверена, что ты бы смогла и для «Ревлона» работать, и для нашего журнала, и для «Вога». А Альберт Ватсон тебя точно бы поснимал. Если хочешь, я сделаю свидание…» Настя чуть не взвизгнула — «если хочешь»! Сама она могла бы ему звонить месяцами и даже голоса его бы не услышала, а тут — «Это Лин… Альберт, модель из Лос-Анджелеса…»

Зазвучала надоевшая за две недели музыка, и показ начался. Настя выходила третьей — ее как бы оставляли на десерт; Она полетела по ковровой дорожке между рассевшимися покупателями. Кто-то с кофе, кто-то уже с шампанским. За ширмой на переодевание давалось немного больше времени, чем в Советской армии во время подъема. И снова надо было вылететь — одежду Муз Модерн надо было демонстрировать именно летая, чтобы видны были все эти безумные кружева на подолах, складочки, воланчики, которые следующим летом повиснут на женах сенаторов в подражание первой леди, потому что Белый дом обратил-таки на Муз внимание… И снова аплодисменты и вспышки камер, и опять стрелой за ширму, и опять вспышки камер… И потом все заканчивается. Модели идут помогать одевальщицам развешивать одежду по порядку, не забывая повторять thank's honey![105], а покупатели — поздравлять Муз, обнимать Муз и целовать Муз.

Пока все были заняты восторгами Муз, Настя улизнула из номера, взяв с собой свое портфолио, спрятанное под столом. Ей показалось, что Гейл это заметила, но не подала виду. Настя подумала, что черненькая в общем-то ничего и бывает скрытно дружелюбна: «Это потому, что мы с ней minority[106]. Я эмигрантка, она негритянка». Хотя в нью-йоркском сабвее любой белый мог легко почувствовать себя меньшинством.

Студия Ватсона находилась в подвальном помещении, и оттуда по лестнице поднимались две модели. Настя стояла на углу и с завистью смотрела на них: «Им хорошо, сразу видно, завсегдатаи… Неужели я такая же высокая?» Она заметила вмятинку на водосточной трубе, у которой одна из них остановилась, и, когда манекенщицы сели в такси, подошла посмотреть. Измеряться. Да, она была ничуть не ниже тех, кому позавидовала.

В прихожей студии висел дым, оставленный кем-то скрывшимся за дверью. «Несколько минут, о'кей?!» — крикнули оттуда, и Настя, ответив: «О'кей», стала ждать.

Под пальто на ней было «маленькое черное» платье Муз. И черный же пушистый свитер под платьем. Что, видимо, и возмущало — тайно, по лос-хамовски — Муз. Платье было вечерним, с глубоким вырезом и без рукавов. Но именно поэтому Настя и надевала под него свитер, чтобы быть элегантной и в то же время не мерзнуть.

За дверьми была слышна музыка, несколько раз выдал очереди «Хассельблад». «Работают, — подумала Настя, — может, для «Вога» снимают… Самое ужасное — ждать. Всякая чушь в голову лезет, зачем я пришла, все равно не возьмут…» За дверьми завизжали — работа, видимо, была окончена. Еще через минут десять дверь распахнули, и в прихожую выбежала модель, у которой не было сомнений, возьмут ее или нет. Она уже была взята — Джэни Дикинсон — для фирмы «Ревлон». Она была в узеньких брючках, на высоких каблуках — ноги у нее будто подламывались. Кто-то тянул ее за длинный шарф, обмотанный вокруг шеи под маленький круглый воротник из меха кожаной куртки летчика. Джэни Дикинсон хохотала, широко раскрывая рот. «Сколько, интересно, ей платят за разевание гаража?» — Настя смотрела исподлобья, плотно сжав свой собственный «гараж». Дикинсон рванула наконец шарф, и в прихожую вышли еще двое. Одного парня она стала обнимать и орать ему в ухо, что Питер — второй — самый лучший мэйк-ап артист. Она взглянула на Настю и закричала и ей, что он, Питер, самый лучший. «Ватсон, чау!» — крикнула она и, еще сильнее придушив парня, направилась к выходу. Ноги у нее так и ломались. Гример ушел и крикнул кому-то, Ватсону, видимо: «Она потрясающа! Столько энергии! Такая персоналити![107]» Настя подумала, что в ней самой энергии не меньше, а после кокаина так вообще не остановишь. И что она тоже может так орать, разевая «гараж» и загребая ногами, но может только со знакомыми уже, а в первый раз, видимо, производит впечатление недружелюбной. «Ну так у всех разные характеры. Персоналити!!!»

Ватсон вышел и устало сел в кресло. Настя подумала, что у него на вид вообще нет персоналити. Он протянул руку за