ОМЭ - [27]
В письме Евгении Дмитриевны Губановой, которое я отыскал в своем архиве, рассказ о том, как ей посчастливилось ускользнуть от деникинской контр-разведки Порт-Петровска, занимает всего несколько строк:
«...Обратно выехать из Петровска с паспортом жены тифлисского пристава было нельзя: могли арестовать контрразведчики. Повез меня, как свою жену, Малахов — один из товарищей Феди по совместной работе. Если бы он не оказал эту услугу, мне не пришлось бы уйти от Юрченко. А когда я благополучно вернулась в Баку после того, Кавказский комитет направил в Петровск мать Феди, которая выехала туда под видом торговки...»
Вот тогда ротмистр Юрченко и очутился опять в дураках.
Несмотря ни на что
Да, сгорбленная седая женщина, которую прозевал контрразведчик декабрьским утром, в канун нового 1920 года у ворот тюрьмы, была матерью Губанова. И сгорбилась она не столько под грузом прожитых в нужде лет, сколько под тяжкой ношей мучительной материнской тревоги за судьбу сына, потрясенная его откровенной просьбой, высказанной через тюремную решетку в момент недолгого свидания. Он торопливо и горячо прошептал:
— Уходите, мама, и уезжайте из Петровска. Помочь больше не поможете, кроме как уже помогли: поддержали своей лаской и успокоили насчет Жени. Счастливо вырвалась. Помогите ей вырастить Павлика и Валечку: Спасибо, и прощайте, или этот интеллигентный палач Юрченко схватит вас, лишь бы напакостить мне. И не надо, чтобы видели вы, как будут вешать меня. Не плачьте, прощайте, мама!..
Нелегко было выслушать эти слова, нелегко было и произнести их.
«...Конечно, мать его не послушалась, — прибавила в своем письме Евгения Дмитриевна Губанова, — а стала продолжать все, что делала: разъезжать, как торговка мелочами, по ближним селениям, чтобы отвести глаза деникинцам, а когда возвращалась в Петровск, через верных людей наводила справки. В последних числах января уехала опять с товаром, вернулась уже в середине февраля и узнала, что Феди и его товарищей в тюрьме нет...»
А стряслось за это время самое немыслимое для обитателей камеры смертников, откуда никто при деникинцах не уходил обратно в жизнь..
После месяца непрерывной пытки холодом на цементном полу (мстя Губанову за то, что упустил его близких, начальник контрразведки распорядился сломать нары в камере), тюремщики вдруг расковали моряков. Затем помощник начальника тюрьмы объявил им решение суда, который якобы рассмотрел их дело заочно: освободить от наказания, поскольку нет улик в доставке бензина большевикам, но зачислить в солдаты, поскольку все четверо подлежат мобилизации по своему возрасту.
— К белякам! На службу! — вскипел Трусов, как только помощник начальника тюрьмы, зачитав с порога решение суда, захлопнул дверь камеры. — На такое гадство пусть других ищут!
Губанов урезонил его:
— Не кипятись, Миша. Из солдат уйти можно: Смотришь — и еще кое-кому мозги вправить удастся...
Только не каверзу ли подстраивает Юрченко? Не думайте, что он отступился, у него хитрость из хитрости заодно с подлостью лезет.
Ланщаков и Любасов были согласны с Губановым.
Уговорились: подчиниться, пока не разгадают, что за ловушку приготовили им в контрразведке...
В тот же день тюремные конвоиры привели их к воинскому начальнику Порт-Петровска. И в тот же день вечером, отпущенные воинским начальником на сутки с наказом привести себя в порядок, моряки сидели за столом в матросском кубрике парохода «Астрахань», наслаждаясь теплом и чистотой, смыв вместе с грязью, стряхнув вместе с вшивыми космами и лохмотьями кошмар камеры смертников. Сидели среди настоящих товарищей, друзей, которые еще четыре месяца назад выручили Губанова и свели на нет провокацию, затеянную против него начальником контрразведки, а теперь поделились по-братски всем, что имели, всем, что знали.
Слушать пришлось долго. Сперва о том, что деникинские войска откатились из-под Тулы далеко на юг и недавно выбиты из Ростова; что колчаковцы окончательно разгромлены и уже сдали Иркутск... Затем о каспийских делах: что бои в Закаспии идут на подступах к Красноводску; что XI армия перешла от обороны Астрахани к наступлению, совершила обратный марш через калмыцкую пустыню, а теперь движется вдоль побережья в сторону Кизляра и устья Терека, откуда рукой подать до Порт-Петровска. Наконец, о том, что в тылу белых, вокруг Дербента, успешно действуют дагестанские повстанцы-партизаны; что красное знамя у них — подарок ВЦИК и что доставил это знамя, как говорят, через Каспий на парусной лодке-туркменке шкипер Сарайкин...
Значит, ОМЭ продолжала действовать! Значит, не сумели враги побороть ее! Значит, не зря прошли моряки туркменской лодки № 6 через испытания, которые трудно было выдержать человеку!..
В общем, новостей за четыре месяца оказалось немало, и в каждой была одна долгожданная радость: Красная Армия громила врагов повсюду, линия фронта день за днем придвигалась ближе и ближе к Порт-Петровску...
Выслушав новости, Губанов порадовался, как все, после чего, убеждая товарищей, сказал:
— Надо не проморгать. Деникинцы предоставляют нам хорошую возможность растолковать их солдатам правду.
