ОМЭ - [17]

Вскоре даль вокруг острова заволокло гулкими от шторма сумерками.

Парус над морем исчез.

Будто его и не было...

СКВОЗЬ РЕВОЛЬВЕРНЫЙ ЛАЙ

...Чтобы,

умирая,

воплотиться

в пароходы,

в строчки

и в другие долгие дела.

В. Маяковский

И опять надо заглянуть в прошлое, чтобы по-настоящему понять трагедию, подробности которой уточнила в ответ на мою просьбу старая большевичка Евгения Дмитриевна Губанова. В письме ее оказалось и то новое, что могло быть лишь в жизни и что невозможно было даже представить.

«...Вы пишете в газете, что Федю и его товарищей настиг белогвардейский корабль «Слава», и говорите об издевательствах над Федей мерзавца-капитана этого судна, но фамилию не указали; наверное, не знаете. Могу прийти на помощь. Фамилия этого мерзавца Мазин, и он десять лет жил в нашем доме № 117, по набережной Губанова. Дверь квартиры Мазина была против нашей двери. Десять лет мы были соседями, здоровались с этим мерзавцем и не знали, что он издевался над Федей и передал его в деникинскую контрразведку... Вы извините, что я так долго задержала ответ на ваше письмо, ничего не поделаешь, расстраиваюсь, когда пишу...»

Перечитывая эти строки, я вновь обратился к рассказу, впервые услышанному в 1932 году.

Если бы чуть раньше

Подвел штиль, неожиданный после шторма. Каспий еще катил свои валы прежним курсом, подгоняя в туркменку, но ветра уже не было, и парус ее обвис вдоль мачты, как сломанное крыло птицы.

Это случилось на восьмые сутки первого октябрьского рейса 1919 года в осажденную врагами советскую Астрахань.

Шторм, перед началом которого одновременно вышли из Баку в море; якобы в Гурьев и Энзели, три туркменские лодки с бензином для XI армии, распорядился ими по-своему. Двум из них, в момент, когда наступило безветрие, повезло очутиться возле входа в дельту. Волги, а третья застряла между островом Кулалы у восточного побережья Каспия и двенадцатифутовым рейдом.

Там и обнаружили ее враги: вспомогательный крейсер, сперва принятый моряками туркменки за рейсовый пароход из Гурьева. Его дымок медленно перемещался по черте горизонта в сторону Форта Александровского — колчаковской базы в Закаспии, и застрял на месте, едва оказался на одной линии с неподвижным парусником.

— Повернул!..

Все, что владело мыслями шкипера Любасова, яростно вырвалось в этом слове, хотя он произнес его сквозь зубы.

Никто на палубе туркменки не пошевелился. Глаза четырех человек вокруг шкипера были устремлены туда же, куда неотрывно глядел он. Только послышалось чье-то полное горечи и укора обращение к ветру:

— Эх, моряна... Так и не дождались тебя... Теперь не уйти!..

— Повернул! ...Теперь не уйти!..

Дымок разрастался. Вскоре под ним на горизонте, справа от парусника, возникли очертания неизвестного корабля.

— Идет сюда, — определил шкипер и уперся взглядом в Губанова. — Что думаешь, Федор Константинович? Ходу белым, если это они, до нас полчаса, не больше. А тогда — как обернется. Угадать не берусь.

Губанов откликнулся фразой, которую можно было истолковать по-разному:

— Гадать нечего, товарищ Любасов. — И тут же добавил: — Сколько раз просил забыть Федора Константиновича!.. Вырвется вот так не вовремя, тогда будет поздно ловить за хвост...

Шкипер пробормотал в оправдание:

— При беляках я, как рыбка, будь спокоен...

— При беляках?! — с ожесточением подхватил последние слова матрос у руля, рядом со шкипером, под стать коренастому Любасову, но выше его на целую голову. — Нам их дожидаться — самим голову в пасть совать. Дело ясное, гадай не гадай: или — здравствуйте-прощайте, или — на дно к рыбам... Только не даться живыми!..

Прервав его жестом, Губанов сердито проговорил:

— Думай, Трусов, прежде чем вслух сказать... Не дури. Не взрываться надо, а перехитрить их и груз доставить... — Решительно ответил на первый вопрос шкипера: — Вот как считаю. Судовые документы куда выправлены? В Гурьев. Застряли мы на прямом курсе к нему, ближе к восточному берегу, чем к дельте. Никаких доказательств, что идем в Астрахань, у белых не может быть.

Шкипер хмыкнул:

— Об этом и у меня думка. А если не поверят?

— Пусть конвоируют к Гурьеву; Найдем время оторваться в темноте, ночью. — Губанов повернулся к пожилому, заросшему бородой матросу. — Твое мнение, Ланщаков?

Тот сказал, не колеблясь:

— Повременить с подрывом, но втулку в трюме держать наготове.

— Чесаков?

Похожий на немощного старика, небритый, болезненного вида матрос у мачты поддержал Ланщакова:

— Если попытаются задержать, надо вытащить втулку и затопить, чтобы избавиться от улики.

— Это в крайнем случае, — согласился Губанов. — Больше выдержки, товарищи. К рыбам всегда успеем.

Трусов мрачно усмехнулся.

— Ишь, торопится... — Шкипер покосился на выраставший над штилевой гладью корабль и вдруг совсем иным тоном досказал: — Похоже, что моряна...

Все, кто был на палубе, разом повернулись в ту сторону, куда он протянул руку. Глаза не обманули его. От горизонта, наискось пересекая путь неизвестному кораблю, скользила по штилевой глади Каспия темная полоска ряби, поднятой долгожданным ветром-моряной, возникшим, как всегда, где-то в песках Закаспия. Полоска ширилась, будто стремясь первой поспеть к паруснику, чтобы помочь ему поскорее уйти от гибельной встречи с вражеским кораблем.