ОМЭ - [15]
Девять раз уходили за это время из Баку будто бы только в персидский порт Энзели парусные суда, владельцем которых официально являлась артель. Сперва они действительно направлялись в Энзели. Там моряки сбывали часть груза — керосин в бидонах — местным купцам. Затем они получали у портовых властей документы на отплытие обратно в Баку, а сами вели свои суда через все море, с юга на север за тысячу сто километров, к волжской дельте. Пробирались к ней под носом у вражеских сторожевых кораблей. Исчезали в ее непроницаемых камышах, на извилистых речных тропах, среди бессчетных островков и проток. Сами разгружали в укромных местах драгоценное для защитников Астрахани горючее. Сами грузили и размещали в судовых тайниках все, что предназначалось для большевистского подполья на Кавказе: оружие, деньги, литературу, комплекты «Правды». Закончив погрузку, принимали на борт очередных пассажиров и везли их кружным путем, вдоль пустынного восточного берега Каспия, в Баку...
Все это, конечно, было вроде хождения по острию. Смертельный риск в случае провала и захвата врагами сопровождал каждого участника любого рейса: и моряков и пассажиров-коммунистов, засылаемых в тыл противника. Ибо врагам очень скоро — уже в июне, после воздушного боя над семнадцатой пристанью Астрахани, — стало понятно, что осажденный со всех сторон город получает горючее морским путем. Стало понятно не только потому, что бой закончился разгромом британской эскадрильи, которая прилетела с острова Чечень, превращенного интервентами в свою базу. Летчики Щекин и Коротков из авиаотряда XI армии сбили по вражескому бомбардировщику еще до этого боя и до прихода первой туркменки с горючим: в то время, когда моторы их самолетов еще работали на спиртовой смеси пополам с автосмесью и когда за самолетами тянулся хвост черного дыма, будто они собирались падать... Именно отсутствие дыма в бою над семнадцатой пристанью позволило врагам догадаться, что советские самолеты заправлены настоящим бензином.
Тогда интервенты, мусаватисты и деникинцы сообща начали поиски таинственных судов, проникавших в дельту. Прежде всего подозрение пало на артель безработных моряков, но проверка ее ничего не прояснила. Наоборот, записи в судовых журналах, заверенные портовыми властями Энзели, убеждали в том, что она всецело занята разрешенным ей делом. Вдобавок ее управляющий Ян Лукьяненко одним правильным ходом сбил врагов с толку: напомнил в ответ на проверку обиженно и возмущенно, что артель ненавистна большевикам с дней майской забастовки.
И враги снова попали впросак. Оставив артель в покое, они принялись разыскивать таинственную организацию, которая продолжала, несмотря на усиленную блокаду подступов к дельте, снабжать горючим советскую Астрахань. В первую очередь, зная, что высланный ими Губанов нелегально возвратился в Баку, они предприняли охоту на него, не сомневаясь, что большевистский вожак моряков-каспийцев причастен к рейсам с бензином.
Днем и ночью за Губановым охотились не только агенты мусаватистской полиции: его искали и кочи-убийцы из личной охраны нефтяных королей-миллионеров. Чем угрожало ему это двойное преследование, сомневаться не приходилось. Вот почему, чтобы спасти Губанова от неминуемой гибели, бюро Кавказского краевого комитета РКП(б) еще в середине сентября обязало его покинуть Баку и отправиться на любом из судов ОМЭ в Астрахань.
Однако он задержался почти на две недели, пока готовил к рейсу парусно-моторную шхуну «Чайка» и три туркменские лодки.
А вражеские ищейки тем временем все ближе рыскали по следам Губанова, разыскивая его не только в матросских и кочегарских кубриках, но даже в пустых топливных цистернах прикольных судов.
Так обстояло вплоть до того дня, когда начала плавание туркменская лодка № 6.
Это было первого октября, на рассвете.
День занимался долго, как всегда осенью, в порывах колючего ветра, и вместе с ним постепенно проступали в сумерках тусклого рассвета, разрастаясь черными громадами вокруг Шибаевской пристани, все еще оцепенелые порт и город... Тяжело колыхалась, вечно отливая перламутровым блеском нефтяных пятен, черная вода между причалами, у берега и на рейде... Над ней неподвижно высились, будто прикованные навсегда якорными цепями, черные туши пароходов — без единого светлячка-огонька в иллюминаторах кают и кубриков, без единого человека на палубах, без единого дымка над множеством труб...
Никому из команды туркменской лодки № 6 — ни шкиперу Любасову, ни матросам Ланщакову, Чесакову и Трусову — некогда было обращать внимание на безрадостную панораму, возникавшую вокруг них вместе с унылым днем. Ночь напролет они грузили с пристани в трюм пудовые банки с бензином и машинным маслом, торопясь управиться и до прихода портового надзирателя, которому полагалось увидеть лишь бидоны с керосином, и до начала шторма, чтобы вовремя уйти в море. Еще с вечера на сигнальной мачте возле управления порта раскачивался жестяной диск — предупреждение судам о «бешеном норде»: неистовый и коварный, тот мог в любую минуту обрушиться на бухту и город. Короткие порывы колючего ветра — вроде жесткой щеткой провели по лицу — неизменно означали в здешних местах одно и то же: близость шторма.
