Обезьяны и солидарность - [5]

Я рассмеялась:

— А чем итальянская культура может обогатить жизнь латыша?

— Вы и сами, судя по всему, живете за счет итальянской культуры! — каркнула Клизия, которую явно рассердил мой непонятный смех. — Но оставим искусства. Италия — источник знаний, без которых человеческую жизнь трудно представить. Леонардо… Галилео…

— О нет. Не стоит начинать. Волта, Маркони, Ферми — к черту. Если бы их не было, появился бы кто-то другой. Какой-нибудь латыш. Информация подвижна. Для гордости нет причины.

— Разумеется, если нечем гордиться. Если никогда не создавались никакие ценности.

— Послушайте, Клизия, мне действительно начинает казаться, что вы шутите. В наше время заводить разговоры о ценностях…

— Я верю в эволюцию! — прервала меня Клизия. — А всякую там охрану природы не понимаю — ну, до определенной степени, конечно, но когда во имя спасения какого-то редкого тщедушного вида препятствуют деятельности более жизнеспособного вида!..

— Вы никогда не считали себя фашисткой?

— Моего папу во времена Муссолини уволили! — Клизия разбушевалась.

— Бедный папа.

— Нам придется платить за вас, латышей!

— Да? — Я поставила бокал. — Сколько вам, Клизия, придется платить конкретно? Несколько евроцентов? И каким образом вступление Латвии — вообще-то я из Эстонии — в Европейский Союз задевает вас лично? И что конкретно препятствует вашей жизнедеятельности, что именно?

— Ах, Эстонии, — пробормотала Клизия.

— Дамы! — вмешалась козлиная борода. — Простите, но мы закрываем бар.

— Да, конечно. — Я сжевала толстый черешок сельдерея, плавающий в коктейле. Мне было грустно оттого, что развитие диалога, несмотря ни на что, было мне не по силам. Я слезла с high teech стула и направилась к стойке, Клизия поплелась за мной.

— Пятнадцать, — объявила козлиная борода. Клизия принялась шарить в своем кошельке:

— Так. За вас я платить не стану, хотя вам подобные на это явно рассчитывают.

Мое сердце подпрыгнуло: «Что? И я должна это выслушивать?» Философическая грусть испарилась в одно мгновение.

— Я заплачу за нас обеих! Сегодня ваш день, не так ли? — Я бросила синюю двадцатку на стойку. Объявила бороде «благодарю!» и уже собралась уходить, но бармен насильно впихнул мне в ладонь пятерку. «Пожалуйста. Я серьезно».

— Мне следует вас поблагодарить? — съязвила Клизия уже на улице. — Величие восточного европейца! Она платит за обеих! Ну, конечно, у вас, на Востоке, теперь есть деньги. Большей частью они притекают к вам через русскую мафию, не так ли?

Я почувствовала, что мне хочется ее отлупить. И подумала, какое место может подойти для этого лучше всего. Мы двигались в сторону Тибра. Клизия с невменяемым видом болтала уже о дурных привычках своей внучки.

— Перейдем дорогу, — предложила я, когда мы вернулись на Piazza Trilussa. Мы перешли.

И там, у реки, я остановилась и сделала глубокий вдох. Возложив руки на округлые плечи Клизии, я посмотрела ей прямо в глаза.

— Ах! — воскликнула Клизия. — Ахх!

— Итак, сеньора. Все не так просто.

Клизия попыталась выкрутиться из моего захвата; она была довольно слабой, но за полные плечи удерживать ее было достаточно неудобно, поэтому я прижала ее, чтобы было сподручнее, к парапету Рафаэлевской набережной. Клизия взвизгнула и издала что-то вроде «Хи-ип!» Она таращилась на меня, как жуткий снегирь с распахнутым клювом.

— Отпусти меня!

Я прижала ее еще крепче.

— Теперь ты видишь. Совершать ошибки, действительно, возможно. Мне больно это признавать, но так оно и есть. Именно «настоящие» совершают ошибки, per definitionem!

Я заговорила хриплым голосом.

— Кто верещит, тот падает! Таков закон силы! Если ты считаешь, что ради какой-то твоей чертовой ценности можно ущемлять других, то так и скажи, уродина, но будь готова к тому, что и тебе скоро достанется!

— Я ничего не понимаю! — пискнула Клизия.

— Твоя метафизика тебе отомстит, потому что моя толерантность иссякает! Можешь сама решить, от какого мира достанется тебе оплеуха — моего или твоего! Если за недоброжелательность не извиняются даже при «дцатой» возможности, меч опускается! Закосневший мир разрубают, жизнь коротка! — Я и сама не понимала, из какого источника лилась моя нелепая иносказательная речь, но на чужом языке она струилась легко, как бы сама по себе. Я определенно основательно накачалась. Вино и «кровавая Мэри» сделали свою работу.

— Ты кто? Преступница? Убийца? Экстракоммутаристка, коммури… убийца-коммутарка! — Язык Клизии заплетался, хотя она наверняка хотела позвать на помощь четким и громким голосом.

Я осклабилась.

— Для своих дорогих друзей я, пожалуй, являюсь чем-то иным, но для тебя я — судьба! Я — ангел! — Победно рассмеявшись, я оттянула ее от парапета и поставила спиной в проем, куда спускалась лестница, ведущая к Тибру.

И тогда в ее лице я увидела себя.

Я увидела панику и смертельный страх, у которых было мое истошно голосящее лицо, С побледневшего лица Клизии сверкали мои зубы и голубые глаза. Я выглядела истинным чудовищем и наполняла Клизию до отказа. Это ощущение на миг переполнило меня могучей эйфорией. Принцип безумия, проявившийся ангел произвола, наполнивший собой весь мир! Мимо проехал ночной автобус, я вернулась в себя и вмиг почувствовала сильное отвращение как к ситуации, так и к Клизии. Мне хотелось избавиться… просто избавиться от всего этого, и я оттолкнула Клизию от себя. Кто знает, успела я подумать, которая из нас действительно явилась в тот момент отталкивающей силой, я или она? — на определенном языковом уровне мы обе оттолкнулись друг от друга. Но мой толчок на физическом уровне оказался столь сильным, что, хотя я того уже и не планировала, Клизия потеряла равновесие, качнулась и шагнула назад на лестницу, ведущую к реке.