Обезьяны и солидарность - [6]
«Ахх! Ву-ахх!» И тогда раздались мягкие шлепки, которым не очень соответствовал мистический тембр щелкающих туфель и сумки. Я посмотрела ей вслед. На Lungotevere не было ни одного пешехода. Мимо проехали две машины. Клизия, опускаясь все ниже, только охала, словно, перекатываясь по ступеням, у нее не было времени закричать по-настоящему. Скатившись, она полежала молча, но уже через пару секунд ее истошное и неземное «а-а-а-а-ах-ах-ай» подтвердило, что она не сломала шею. В то же время мимо медленно проехал мотоцикл с парочкой, я сбежала по лестнице к Клизии. Наклонилась над ней, похоже, что ее кости-члены были в относительном порядке.
— Ты замолчишь или нет! — прошипела я ей.
Клизия устрашающе распахнула рот и завопила замогильным голосом:
— А-а-а-а-а-а-а-а! Она меня убива-а-а-а-а-ет!
— Никто тебя не убьет, старая дура! Если только ты замолчишь, слышишь! Замолчи сейчас же, потом будешь разговаривать! — Мне почему-то вспомнился анекдот про Раскольникова, который на вопрос, стоит ли за десять копеек убивать старушку, отвечает: «Десять старушек — рубль!» Я осмотрелась по сторонам, сумка старушенции, к счастью, не упала в реку и валялась здесь же, на плитах. Во избежание недоразумений я ее подобрала, положила рядом с телом. И прохрипела по-эстонски: «Молчать!»
Это возымело действие, по крайней мере на то время, пока я поднялась по лестнице и дошла до середины Сикстинского моста. После чего опять раздались душераздирающие вопли. Я не ускорила шаг.
Задержите меня! Эй, карабинеры, полиция! Я столкнула вниз, к реке, старушенцию с косными взглядами, хотя и почти нечаянно, но не считайте это облегчающим обстоятельством. Я этого хотела!
Эстонского вопроса не существует, и он есть! Нежный, хрупкий, кислотный, жалкий и очаровательный. Его нужно уметь уловить. Хотя бы так.
Хотите, я отвечу за свои абсурдные действия?
Я перешла Ponte Sisto и повернула налево на Via Giulia. Стенания Клизии звучали уже тише, но, похоже, они стали словообильнее. Издалека я не могла разобрать, что она говорит.
Я пошла дальше вдоль Via Giulia, вдыхая аромат глициний. Красивые, но пахнут не очень сильно. И тогда услышала сирену полицейской машины. Но прежде, чем смогла вообразить себя карающим ангелом, я ощутила прилив горячей волны и инстинктивно шагнула к церкви Santa Maria dell’Orazione е Morte. Машина приближалась, я нашарила в кармане евроценты, впихнула их в сосуд жертвоприношений и притворилась ночной туристкой, пребывающей в отчаянии. Стояла перед церковью и смотрела, свернув голову, на крылатые скелеты. Hodie mihi, cras tibi[5], — предупреждали они. Да. Сердце заколотилось. Я ведь только что подумала, что я одна из них. Nunc mihi, nunc mihi[6], черт побери.
Но сирена, взвизгнув «ууу-ауп», замолчала. Полицейская машина остановилась в начале Via Giulia, возле невесть откуда взявшегося молодого человека на велосипеде. Я отошла от церкви, вновь ощутила гордость победительницы и, изо всех сил замедляя шаг, двинулась в направлении Piazza Farnese. У вас еще есть возможность задержать меня!
Возле французского посольства караулил «мерс». Почему-то мне захотелось заглянуть в него, но стекла были затемнены. Я попыталась справиться с горячей волной, накатившей на меня, когда я услышала звук сирены, продемонстрировать себе, что на самом деле я ничего не боюсь, и какое-то время поторчала в полном одиночестве на Piazza Farnese, а потом и на Сатро de’ Fiori. Ни души, ни тени. На Сатро de’ Fiori мне вздумалось закричать о том, что я наделала, но до меня тут же дошло, что это выглядело бы безумием. Тупоумием. Я сократилась до смертного создания, которому небезразлична собственная безопасность. Завывание сирены стерло — хоть и на мгновение, но все-таки — из памяти все остальное.
Я чувствовала себя обессиленной, при каждом глотке резкая боль вспыхивала в горле и в ушах. Я добрела до Corso Vittorio, оттуда в ночном автобусе, полном голубоглазых голландцев, доехала до Termini и от станции на такси — домой, в Quartiere Africano, мелкобуржуазный район города. Несмотря на пятый час, я откупорила сувенирную бутылочку Viru Valge, припасенную для подарка, и выпила до дна. Беппе, мой сосед по квартире, работавший в ночную смену, вернулся домой, к нашему обоюдному удивлению, я встретила его у двери, обняла и душевно вздохнула: «О, Беппе!»
— Хех… Послушай… Что это ты?..
— Ох. Знаешь, я ждала тебя.
— Послушай, если честно… Как ты… Как тебе такое в голову пришло?..
— Извини.
Я еще немного подержалась за него, потом поцеловала — опять же к нашему взаимному удивлению — в лоб и отправилась спать. В моем исковерканном сновидении — сновидении преступницы — летали нежные крылатые шахматные фигуры и пели: «Все, что ты делаешь, интересно!»
Но кого подразумевали под этим «ты», я не знаю.
В ГОСТЯХ
Часы тикают. Часы, много часов. Почему не возникает смысла? Конечно, возникает: он — зародыш в часах, тут, там и повсюду. Создается жуткое впечатление, значения разбегаются, как векторы. Понятия разветвляются и образуют узлы.
Это случилось летом в одной из европейских столиц.
Женщина, с которой мы были полузнакомы по работе, услышала, что я собираюсь поехать на несколько дней в тот прекрасный город. Она обрадовалась, потому что там жила ее родственница. Эту родственницу я непременно должна была повидать. И хотя бы одну ночь обязательно провести у ее симпатичной и деятельной родственницы. Да, и на самом деле мне не нужен никакой отель, решила она, если у меня нет аллергии на кошек, я вообще могу остановиться в квартире ее родственницы в центре города. Недолго думая, моя новоиспеченная знакомая позвонила своей деятельной родственнице и сообщила ей время прибытия моего самолета. Покивала в телефон, затем, прикрыв его ладонью, сообщила мне, что ее милейшая родственница будет ждать меня на железнодорожном вокзале через полтора часа после приземления моего самолета. В начале первого перрона. К сожалению, у нее не было ни одной фотографии родственницы, но узнать эту чудесную женщину совсем не сложно. Такая кругленькая, с длинными темными волосами. Знакомая отпустила в телефон какую-то шутку, засмеялась и передала мобильный мне. «Поздоровайся с ней».
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На самом деле, я НЕ знаю, как тебе помочь. И надо ли помогать вообще. Поэтому просто читай — посмеемся вместе. Тут нет рецептов, советов и откровений. Текст не претендует на трансформацию личности читателя. Это просто забавная повесть о человеке, которому пришлось нелегко. Стало ли ему по итогу лучше, не понял даже сам автор. Если ты нырнул в какие-нибудь эзотерические практики — читай. Если ты ни во что подобное не веришь — тем более читай. Или НЕ читай.
Макс жил безмятежной жизнью домашнего пса. Но внезапно оказался брошенным в трущобах. Его спасительницей и надеждой стала одноглазая собака по имени Рана. Они были знакомы раньше, в прошлых жизнях. Вместе совершили зло, которому нет прощения. И теперь раз за разом эти двое встречаются, чтобы полюбить друг друга и погибнуть от руки таинственной женщины. Так же как ее жертвы, она возрождается снова и снова. Вот только ведет ее по жизни не любовь, а слепая ненависть и невыносимая боль утраты. Но похоже, в этот раз что-то пошло не так… Неужели нескончаемый цикл страданий удастся наконец прервать?
Анжелика живет налегке, готовая в любой момент сорваться с места и уехать. Есть только одно место на земле, где она чувствует себя как дома, – в тихом саду среди ульев и их обитателей. Здесь, обволакиваемая тихой вибраций пчелиных крыльев и ароматом цветов, она по-настоящему счастлива и свободна. Анжелика умеет общаться с пчелами на их языке и знает все их секреты. Этот дар она переняла от женщины, заменившей ей мать. Девушка может подобрать для любого человека особенный, подходящий только ему состав мёда.
В сборник "Ковчег Лит" вошли произведения выпускников, студентов и сотрудников Литературного института имени А. М. Горького. Опыт и мастерство за одной партой с талантливой молодостью. Размеренное, классическое повествование сменяется неожиданными оборотами и рваным синтаксисом. Такой разный язык, но такой один. Наш, русский, живой. Журнал заполнен, группа набрана, список составлен. И не столь важно, на каком ты курсе, главное, что курс — верный… Авторы: В. Лебедева, О. Лисковая, Е. Мамонтов, И. Оснач, Е.
Новые приключения сказочных героев потешны, они ведут себя с выкрутасами, но наряду со старыми знакомцами возникают вовсе кивиряхковские современные персонажи и их дела… Андрус Кивиряхк по-прежнему мастер стиля простых, но многозначных предложений и без излишнего мудрствования.Хейли Сибритс, критик.
Тоомас Винт (1944) — известный эстонский художник и не менее известный писатель.В литературе Т. Винт заявил о себе в 1970 году как новеллист.Раннее творчество Винта характеризуют ключевые слова: игра, переплетение ирреального с реальностью, одиночество, душевные противоречия, эротика. Ирония густо замешана на лирике.На сегодняшний день Тоомас Винт — автор множества постмодернистских романов и сборников короткой прозы, и каждая его книга предлагает эпохе подходящую ей метафору.Неоднократный обладатель премии им.
Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.