О солдате-скитальце - [10]

Взглянув в сторону долины Ааре, солдаты увидели еще деревушку Гуттаннен, похожую на стайку куропаток, сбившихся в кучу на серой меже. Река Ааре, с цепью кипящих водопадов казалась полоской снега. Течение воды было незаметно, рокот волн остался где‑то далеко в пропасти. Лес, последний Лес за Гуттанненом, чернел, как островок терновника. Солдаты с тоской поглядывали на него, омраченные впечатлениями и предчувствиями, понимая одно: окружающая их бездушная, окаменелая, чуждая природа — злой провозвестник, союзник врага.

Медленно поднялись они в гору и прошли по углубленному с мягким наклоном Альплиглетчеру. Миновав круглую вершину этого ледника на высоте 3390 метров, они увидели восточные склоны альпийской горной цепи и у подножия ее долину Урзерен. Спустившись еще ниже, они очутились на главной площадке Ронского ледника, в той его части, которая носит название im Sumpf[32]. Это место с одной стороны замыкали вершины Шнеешток, Ронешток, Галеншток, с другой — вершина Гельмерхорнер. Поверхность ледника омывалась водой и, казалось, Трепетала во мгле. Маленькие ручейки с шумом бежали к трещинам и узким зеленым расселинам и с мелодическим звоном падали в скрытые проходы. В углублениях, отливая всеми цветами, блестели, как стекло, мелкие озерца. По краям ледника высились осыпающиеся утесы, со всех сторон окруженные валами выветрившихся камней. От скалы к скале во всю ширь ледника, словно кривые гряды, тянулись извилистые, застывшие волны. Казалось, вся масса льда стремится вылиться через каждый пролом между скалами и течет, как широкая, бушующая река со множеством притоков. Однако с особенной стремительностью эта ледяная река врывалась в низину между перевалом Фурка и остроконечными грядами скал Нэгелисгретли. Там, сжимаясь и словно задыхаясь в тесной горловине, льды раскалывались, громоздились друг на друга, оскаливали клыки и обрушивались вниз застывшим каскадом.

Солдаты были голодны, как стая волков. В разреженном воздухе, после трудного восхождения, они го товы были грызть собственные башмаки. Командующий и офицеры тоже проголодались и торопили их, чтобы до наступления ночи стать над лагерем неприятеля. Уже вечерело, когда колонна подошла к вершинам Нэгелисгретли. Солнце стояло еще высоко над горизонтом, но на долину Роны, в той части, где ее замыкал перевал Фурка, который увидели солдаты, пала внезапно, без сумерек тьма, тяжелая, как крышка гроба. Горы, огромные белые горы стояли в лучах солнца, сверху донизу залитые пурпуром. Все снежные поля видны были как на ладони, а Финетераархорн, подобно огромным воротам, закрывал путь к противоположной стороне, отбрасывая тень, длинную, как весь горный кряж. Фиолетовые тучи медленно выплывали из бернских долин и тихо ползли по розовеющему небу.

Фанер повернул от ледника направо и пошел в гору к каменистым вершинам. Колонна последовала за ним и остановилась на морене, похожей на крепостной вал. Здесь не было никакой растительности, но было сухо. Гюден поднялся за проводником еще выше; вскарабкавшись на скалу, он добрался до перевала между двумя острыми верхушками гор. Поддерживаемый крепкими руками щвейцарца, Гюден вытянул шею и взглянул на другую сторону. Тотчас же он отскочил и, смеясь, как ребенок, стал звать офицеров:

— Идите сюда! Живее! Смотрите!

Офицеры подбежали и по очереди стали смотреть. Тут же, за этими скалами, был перевал Гримзель. Он лежал метров на пятьдесят ниже и на расстоянии полукилометра от них. Немного дальше обрывалась горная цепь Нэгелисгретли, и пологий склон от подножия последней скалы спускался к середине перевала, где в углублении виднелось мрачное и зловещее озеро — Тодтензее.

Последние, почти горизонтальные лучи солнца уже скользили по гребням его волн, вздуваемых легким вечерним ветерком.

В пропасти чернели два соединенных протоком гримзельских озера, замеченные Гюденом издали еще утром. Там горели костры и золотые столбы огня отражались в черной воде. Весь крутой склон горы со стороны

Хасле был занят частями австрийских войск. По ту сторону Ааре на уровне дороги к Гуттаннену тоже пылали костры, разведенные двумя ротами французов, которые добросовестно искали встречи с неприятелем, стараясь показаться ему большим отрядом. На вершине Гримзель у озера Тодтензее была только горсточка солдат и среди них много стариков.

Гюден, окинув взглядом bcjo позицию, шепотом спросил:

— Что делать? Наступать?

Все невольно взглянули на Лабрюйера и Ле — Гра, подлинных руководителей похода.

— По — моему, — с обычной холодностью сказал Лабрюйер, — сегодня не следует наступать по двум причинам. Во — первых, австрийцы находятся сейчас у Хасле, значит, нападая, мы отбросим их к гримзельским озерам. Это вынудит нас ночью преследовать их в том направлении, куда нам совсем не нужно идти. Мы ведь должны взять Урзерен и, вероятно, помочь Тюрро в Валлисе, оттеснив австрийцев с верхнего конца долины Роны. Во — вторых, наши солдаты падают от усталости, они должны отдохнуть и поесть. Они ничего не ели…

— Тем лучше! Они охотнее пойдут поесть в лагерь немчуры. А что мы им дадим?

— Осмелюсь присоединиться к мнению подполковника, — тихо сказал седеющий капитан Моттэ, — еще и потому, что начать бой в такое время — значит погубить наши роты, оставшиеся там, в долине. Не зная в чем дело, они решат дать отпор всей массе нападающих австрийцев и погибнут или, отступая под натиском противника, свалятся ночью в пропасть. А ведь мы можем их спасти! Рано утром…