Нил Сорский - [41]
Преподобный Пафнутий навсегда остался для Иосифа примером мужественного сопротивления всякой неправде, от кого бы она ни исходила. После преставления своего учителя он стал настоятелем обители. «Старец не по годам, а по чину, Иосиф не достиг еще тогда сорокалетнего возраста»[189]. Современники отмечали его ясный практический ум, любовь к порядку и к соблюдению устава. Он был знатоком Священного Писания: держал его «памятью на краи языка»[190]. Преподобный Иосиф ценил красивое и чинное богослужение. Обладая красивым голосом, сам часто пел на церковной службе и читал псалмы. Став игуменом, Иосиф решил ввести в монастыре строгое общежитие и «ограничить частную жизнь монаха в келье»[191]. Житие святого говорит, что братия воспротивилась новому настоятелю. И он уступил. Иосиф позволил монахам избрать «любимого игумена» — того, кого они хотели. Сам преподобный в одном из своих посланий назвал другую причину, по которой оставил обитель. Это был конфликт с великим князем из-за «монастырских сирот». По распоряжению Ивана III монастырских крестьян избивали и продавали в холопы[192]. Игумен ездил к великому князю для объяснений, но ничего не добился. Он покинул монастырь в сопровождении единственного спутника — старца Герасима (Черного).
Скрываясь от всех, в одежде простого послушника преподобный посетил Троице-Сергиев монастырь, тверские обители и, наконец, пришел в Кирилло-Белозерский монастырь. Здесь он не сказал никому, что имеет сан священника и игумена. Его как простого трудника благословили печь хлеб. Поскольку работа была ночной, то он спал в хлебне за дощатой перегородкой. В Кирилловом монастыре бывший боровский игумен не терял времени даром, он наблюдал, запоминал, расспрашивал старцев о древних, исконных порядках обители. Житие Иосифа Волоцкого, составленное неизвестным писателем, говорит, что никем не узнанный Иосиф пробыл в обители не менее семнадцати месяцев. Согласно же известию племянника Иосифа Досифея (Топоркова), святой провел в белозерском монастыре «едино лето»[193].
Все открыл случай. Однажды ночью, когда Иосиф, выполняя свою обычную работу, пел псалмы, его услышал инок, исполнявший в соседней клети такое же послушание. Его удивило, что трудник пел красивым поставленным голосом, нигде не ошибаясь. Он посмотрел в щель и удивился еще больше: Иосиф читал Евангелие и Апостол наизусть, не имея книги в руках. Наутро об этом знал весь монастырь. Иосифа сразу отставили от послушания в хлебне, поселили в келье и пригласили на монашескую трапезу. Но он вскоре покинул Белозерье. Возможно, преподобный получил тогда от князя Бориса Волоцкого приглашение основать монастырь в его уделе[194]. Уходя, он уже точно знал, что хочет видеть свой будущий монастырь строгим общежитием по подобию Кирилловой обители. Нил, напротив, в это же самое время еще только искал ответ на вопрос, каким должен быть монастырь, удобный для спасения души. Желание учиться безмолвию разгоралось в нем все сильнее, а драгоценное время, именуемое словом «жизнь» и данное Творцом на приобретение духовных богатств, растрачивалось среди повседневных монастырских забот. В 1479 году преподобные Нил и Иосиф находились в начале пути к собственным обителям. Пройдет почти четверть века, когда они встретятся вновь, — на Соборе 1503 года.
Об отшествии из монастыря
Блажени испытающие свидения Его, всем сердцем взыщут Его.
(Пс. 118, 2)
О своей жизни в монастыре Нил рассказал в посланиях к ученикам. В них преподобный давал наставления инокам, как вести себя в монашеском общежитии. Но старец всегда учил только тому, что в точности исполнял сам. Он советовал «избирать всегда последнее место и на трапезах, и на собраниях среди братии; худшую одежду носить; не приносящие чести дела любить; предварять, не ленясь, низким поклоном при встречах братию; и молчание любить, и не заноситься в беседах, и не быть любителем словопрений и не бесстыдным, и не любить выказывать себя, и не желать сказать свое слово, хотя бы оно и казалось хорошим»[195].
Нил все творил с терпением и тихим «пожданием» (ожиданием). Если что-либо ему нужно было от настоятеля, то сначала размышлял, полезно ли это, потом спрашивал у игумена. Если желаемое не исполнялось, то он не огорчался и не ожесточался.
Вся жизнь в монастыре устроена так, чтобы научить монаха смирению — главной монашеской добродетели. «Монах, — говорил святой Симеон Студит, — должен чувствовать себя ничтожным, безвестным и словно бы вовсе не существующим»; он должен жить, будто «иноязычный среди иноязычного народа»[196]. Сохранять эту спасительную дистанцию советовал впоследствии и старец Нил. Он не любил слушать недуховные разговоры среди братии, обсуждать чужие тайны и поступки. Из собственного опыта преподобный знал, что это опустошает душу и приучает видеть чужие грехи, но не замечать своих. Если случалась беседа с кем-либо из иноков, то он говорил с любовью духовной и истинным смирением, стараясь ничем не обидеть брата. «Нетаковых» инок Нил старался избегать, сохраняя себя при этом от осуждения и укорения.
Послушания, которые ему поручали, он исполнял с таким старанием, как будто служил самому Христу. Со временем игумен стал давать ему ответственные поручения, касающиеся монастырского хозяйства. Грамота времени игуменства Кассиана (1448–1465, апрель 1466-го — 1470/71) свидетельствует о том, что старец Нил участвовал в разделе земельных владений Кириллова и соседнего Ферапонтова монастырей, а значит, в это время он уже входил в число соборных старцев, управлявших монастырем вместе с игуменом.
