Нил Сорский - [35]

Монастырский устав, а также духовные наставления старцев требовали, чтобы монах в храме стоял так, как стоял бы перед земным царем: сосредоточенно, с благоговением, не озираясь по сторонам, не кашляя и не сморкаясь. Однако старцы всегда предупреждали монахов, что одного чинного стояния на службе недостаточно. Можно исполнять все внешние правила, говорили они, но если ум будет занят мыслями о собственных или монастырских делах, такой монах не получит никакой пользы от своего присутствия в храме. Наоборот, он будет осужден, ибо Господь видит сердце каждого человека. Лучше было бы ему тогда совсем не приходить в церковь.

После вечерни до ужина было полчаса; ужин тянулся «час большой». Когда ужина не было, этот час проводили в кельях, но спать не разрешалось. Если одолевали немощь или болезнь, можно было немного отдохнуть. Через час после вечерни снова шли в церковь к «нефимону» («повечернице»), который продолжался немного больше часа[162]. Подводя итог минувшему дню и готовясь ко дню грядущему, монахи обязательно за вечерним богослужением исповедовали свои согрешения. После повечерия монахи обычно ходили «прощаться» (благословляться) ко гробу основателя монастыря. Здесь у раки преподобного Кирилла читали после обычных начальных молитв кондак и тропарь Успению Пресвятой Богородицы — главному празднику обители — и кондак и тропарь святому Кириллу. Подойдя ко гробу святого, творили три земных поклона с молитвой: «Прости мя, отче святый преподобный Кирилл, благослови и помолись о мне грешнем» и прикладывались к раке. Отступив от нее, опять читали ту же молитву, клали земные поклоны, кто сколько хотел, и в молчании расходились по кельям. До сна уже не ели и не пили, даже воды; исключение делалось только для больных и немощных.

Монастырский устав строго запрещал после повечерия собираться вместе в келье либо стоять «на монастыре» и беседовать, ибо «навечерница — ключ и исполнение (итог. — Е. Р.) всего дня». У преподобного Кирилла был обычай обходить монастырь после повечерия. И если он слышал, что иноки беседовали в келье, то ударял пальцем в окно, сообщая о своем посещении, и уходил. Каждый инок имел еще свое келейное молитвенное правило, которое он вычитывал после повечерия. Ночная молитва, когда стихали все тревоги и заботы минувшего дня, считалась самой дорогой.

Перед восходом солнца звон колоколов вновь призывал братию в церковь к заутрени. Если звон заставал инока еще на постели, то он, «от одра вставая», должен был произнести «Душе моя, востани, что спиши» и другие утренние молитвы. Когда одевался, то по обыкновению также творил молитвы. Заутреня продолжалась четыре или четыре с половиной часа. Накануне воскресных дней, а также некоторых великих и больших праздников великую вечерню соединяли с утреней и служили всенощное бдение. Оно могло продолжаться около семи часов. Святитель Игнатий (Брянчанинов), оценивая духовное воздействие этой долгой и трудной службы на монаха, говорил, что «проведший в молитве значительную часть ночи с должным благоговением и вниманием ощущает на следующий день особенную легкость, свежесть, чистоту ума, способность к богомыслию»[163].

Служба утрени была построена так, что с первым проблеском утренней зари священник, повернувшись лицом к алтарю, торжественно возглашал: «Слава Тебе, показавшему нам свет». Начиналось «Великое славословие», древнейшая, как и «Свете тихий», христианская песнь. «Вид рождающегося из ночной тьмы утреннего света настраивал молящихся к созерцанию Бога как несозданного света („во свете Твоем узрим свет“)»[164]. «В этом прославлении… мысль уже… всецело погружается в благодарное созерцание всей высоты Божией и всего ничтожества и недостоинства нашего перед Ним». Великое славословие является зенитом утрени, во время его пения все монахи, как и во время чтения Евангелия, стояли с зажженными свечами и гасили их, когда заканчивалась песнь.

В конце первого часа утрени совершалось елеопомазание, к которому подходили в обычном порядке: сначала целовали праздничную икону, потом помазывались — святым маслом начертывался крест на челе (на лбу). Служащий священник первым помазывал игумена, затем игумен помазывал священника и остальную братию, через некоторое время священник менял игумена. Помазывая иноков, игумен называл их имена и говорил молитву: «Благословение Господа Бога и Спаса Нашего Иисуса Христа, на рабе Божием Ниле на здравие и на спасение, на оставление грехов»[165].

После окончания утрени монахи расходились по кельям или на послушания. Спать после всенощного бдения или заутрени в монастырях не разрешалось. Только в случае крайней немощи, если инок был болен или утрудился на тяжелом послушании, он мог немного отдохнуть после заутрени. Отдыхали обычно после обеда (один-два часа), да и то только летом. Зимой, поскольку день и так короток, спать после обеда не полагалось. Распорядок в монастыре зависел от дневного и ночного количества часов, которое сильно различается в зимнее и летнее время года. Так, например, в Кирилло-Белозерском монастыре 9 декабря на дневное время приходится 6 часов и 18 на ночное. А 7 июня, наоборот, 18 часов продолжается день и 6 часов ночь.