Рядом с Дереком всё, нафиг, меняется. Всё слетает с крюков и разбивается. Стайлз сглатывает, откидывает голову назад. Вытягивает шею и зарывается ладонью в густые волосы на затылке Хейла.
— Ну ты и ублюдина, — бормочет он прежде, чем снова ощутить губы на своих губах.
Они периодически трахались в течение пары месяцев. Каждый раз это был обширный вынос мозга, каждый раз мировоззрение Стайлза переворачивалось с ног на голову и обратно — и так несколько переворотов подряд, как будто кто-то играется песочными часами. Каждый раз это было жёстко и сильно, без лишних прикосновений и лизни. Поэтому теперь, когда Дерек жадно надавливает на подбородок Стайлза, распахивая для себя его рот, когда его тело прижимается к Стайлзу, раздвигая ноги почти случайно, когда сквозь настойчивые и нереально приятные толчки языка прорывается глухое звериное рычание, которое Стайлз слышал только несколько раз из-за своей спины — теперь это с грохотом рушит здравый смысл.
Мозги отключаются, разжижаются и стекают по горлу в грудь, а оттуда — в член. Вот так просто. Никаких перепон перед тем, чтобы завестись от поцелуя. Хотя, теперь это больше, чем поцелуй. С того момента, как Стайлз принялся сдирать с плеч Дерека кожанку.
Не отрывая губ ото рта оборотня, он выгибается, проезжаясь тазом по затянутому в джинсу паху Дерека. Пальцы оглаживают горячие бугрящиеся плечи, впиваются короткими ногтями в кожу и притягивают к себе в попытке вжать ещё сильнее. В попытке сделать своим, совсем своим. Никто из них не говорит, что не может друг без друга, но разжать руки сейчас нереально — и, судя по сминающейся под ладонями Дерека коже Стайлза, это взаимно.
Стайлз слышит плавящие выдохи на ухо, когда Дерек начинает медленно двигаться, ритмично втрахивая свою ширинку в член Стайлза, кусая его за ухо, за шею, всасывая в себя кожу. Делая всё то, чего для Стайлза не существовало никогда. Малия всё делала неправильно. Слишком никак, слишком осторожно и нежно, словно без интереса. Видимо, у койотов не так уж много общего с волками.
Дерек резко наклоняется и подхватывает Стайлза за бёдра, прижимая к стене. Ноги тут же обхватывают Дерека за талию, а сквозь зубы прорывается трясущийся скулёж. Вокруг нет ничего. Запах освежителя снесло Хейлом — его запахом, его телом, его возбуждённым рычанием. Кабинка провалилась в пекло. Здесь жарко и темно. Невидимый огонь, чёрный, как… как…
— О, мой блядский бог, — выдыхает Стайлз в потолок, когда Дерек толкается особенно сильно, не давая сползать по скользкой стене, от чего тело наоборот едет вверх, а горловина футболки впивается в глотку.
Снова горячие губы и широкие мазки языка на шее. Колючая щетина и прикосновение зубов к влажной коже под челюстью. Глаза закрываются, только онемевшие пальцы сжимаются в жёстких волосах, тянут назад. Ещё пару укусов, и Стайлз спустит прямо себе в джинсы. Дерек продолжает иметь его сквозь одежду — от этого трясётся живот и сбивается дыхание.
— Ещё немного, — сипит Стилински во влажную шею Дерека, — совсем чуть-чуть, и я кончу.
— Я знаю, — Хейл осторожно опускает его на ноги, скользя руками под футболку и задирая её до самой шеи. Наклоняясь и прижимаясь открытым ртом к бледному соску задержавшего дыхание Стайлза. Язык горячий, совсем немного шершавый, бьёт прямо по скоплению нервных окончаний, прямо по ним, снова и снова. Когда зубы сжимают напряжённый кончик, Стайлз громко шипит, ударяясь затылком о стену.
— Это охуенно, прости Господи, — бормочет он, въедаясь в свою губу. — Дерек, трахни меня, я сдохну, если не трахнешь. Или убью тебя. Утоплю, нахуй, в бачке.
Дерек усмехается и возвращается к пылающему лицу Стайлза. Целует медленно и глубоко, потирая большим пальцем влажный сосок. Целоваться с ним — это то, что должно быть запрещено по закону. Серьёзно. Стилински еле заставляет себя собраться с мыслями, чтобы поднять голову и прошептать:
— Если ты ещё раз поцелуешь эту свою… клянусь, Дерек, даже не думай. Я могу…
Улыбка волка становится шире, и что-то в Стайлзе громко орёт не своим голосом, хлопает в ладоши и скачет, как ебанутый гиперактивный щенок. Он хочет сказать, что может быть очень опасным парнем, настолько, что может прийти к Джейн ночью и задушить её подушкой, но возможности не представляется, потому что ладонь Дерека тянется к ширинке и пальцы медленно вытаскивают железную пуговицу из тугой петли.
…Стайлз — филантроп.
И в тот момент, когда он уже может осознавать хотя бы что-то, воспринимать окружающий мир, как реальность, а не как фон с помехами, он понимает.
Когда он позволяет своему телу расслабиться, отдавая себя отголоскам оргазма и горячим рукам, блуждающим по собственному телу.
Когда дверь в туалет открывается, и Дерек тёплой ладонью закрывает ему рот, прижимаясь лбом ко лбу и улыбаясь одними глазами, пока какой-то незнакомый чувак отливает, вымывает руки и уходит.
Когда Дерек поправляет одежду Стайлза и как-то по-особенному слизывает с его виска каплю пота.
Он понимает, что предан Дереку Хейлу. Этому ублюдочному волку. Хмурой морде. Так, как никому. Так, как никогда. И в его спокойных глазах видит что-то похожее.
