— Я не могу прикасаться к тебе! — орёт Стайлз. — Я не могу смотреть на тебя! Ты трахаешь меня, когда появляется настроение нагнуть кого-то, у кого есть член, потому что, погоди, у тебя же Джейн, у вас любовь, и я счастлив, дружище, клянусь, я счастлив. У меня тоже, блядь, «любовь». Лидия, помнишь? Напряги память: рыженькая, с зелёными глазами, вот такими глазищами на пол-лица, она сейчас, знаешь, сидит на твоём диване в твоём доме рядом со Скоттом. Только вот знаешь что? Я не предан ей. А значит, и не любил никогда, понимаешь! А ты… — Стайлз судорожно вдыхает в себя горячий воздух, часто моргая. Он думает, что сейчас просто задохнётся от того потока слов и эмоций, что прёт из его рта. — Ты не любишь Джейн. Потому что если бы любил… любовь — это преданность. А это не от слова предательство.
Дерек смотрит слишком спокойно. Его глаза словно за звуконепроницаемым стеклом, которое удерживает внутри ревущий ураган. Виктория, или как там его. Да пофиг. Стайлз тяжело дышит и, качая головой, роняет руки вниз. Ударяет ими по бёдрам.
— Ты можешь что угодно говорить, но не говори «знаю», когда я говорю, как мне хуёво, потому что ты нихера не знаешь. Ты понятия не имеешь. Ты в охуенно прекрасном, абсолютном неведении. Там и оставайся.
Стилински слышит, как сердце даёт перебой, когда Дерек собирается шагнуть вперёд, непонятно зачем. Но…
— Стайлз?..
Это третий голос.
Он здесь лишний, чужой, хоть и знаком практически всю жизнь. Мозг анализирует присутствие Скотта через секунду после того, как тело резко разворачивается, а губы выпаливают: «Что?!»
МакКолл сосредоточенно хмурит лоб, переводя взгляд от Стайлза к Дереку и обратно. Стайлз не тупой, он понимает, что Скотт слышал их перепалку. Её, наверное, слышала даже его бабуля из Джорджии, а она глухая на одно ухо.
Стилински рывком открывает дверцу водительского сидения и захлопывает за собой с такой силой, что стекло вздрагивает. Он хочет укатить в закат с бутылкой виски в одной руке и толстой вонючей сигарой — в другой. Его заебало всё настолько, что держаться за руль просто не будет необходимости.
Он даже не говорит ни слова в ответ Скотту. На Дерека вообще не смотрит — заводит машину и жмёт на газ, смаргивая идиотскую резь из глаз.
* * *
Когда сам себе вытягиваешь жилы, наматывая их на кулак, это вдохновляет на мысли о том, что пора бы что-то менять.
Скотт не прилипает с разговорами, он подозрительно тихий и тактичный. Стайлз не хочет замечать этого, потому что считает, что его лучший друг не переживёт, если они заведут разговор о том, что Дерек в течение нескольких последних месяцев присовывает Стилински. Он считает, что такие разговоры должны располагать определёнными преимуществами. К примеру, отсутствием девушки или определёнными догадками со стороны слепого, как крот, МакКолла.
Догадок, разумеется, не было. Девушка была. Стайлз не видел Малию в течение тех суток, что прошли с момента разговора с Хейлом.
Сейчас Стайлз чувствует себя так, словно в его грудной клетке жарится кусок жирного ростбифа. Что потроха заливает кипящим маслом, и если он прямо сейчас встряхнётся, как мокрая собака, продавца за прилавком обдаст дождём раскалённого мясного сока.
— И банку колы, — невнятно добавляет Стайлз.
— А выглядишь так, будто надо чего покрепче.
— Банку колы, Том, — вяло улыбается он тощему парнишке за стойкой, о которую Стилински упирается обоими локтями и подпирает ладонью собравшуюся в морщины щёку и уехавший вверх уголок губы. — Это мой сраный катализатор, — говорит он краем рта.
— Проблемы?
— Проблем не существует, чувак. Вся хуйня от хорошей жизни. Я в это верю, ты в это верь. Это по Фрейду.
Том нихрена не понимает, Том жмёт плечами и бросает в пластиковое углубление сдачу. Стайлз кивает и сгребает её в карман. Щёлкает жестяным ушком колы и присасывается к банке.
За пыльным окном около заправочного бака греется на вечернем солнце и глотает из шланга бензин его любимый джип. Его синяя детка восьмидесятого года. Стайлз думает, что с собственной машиной у него отношения лучше, чем со всем окружающим миром. И думает, что разница в возрасте не рушит их иллюзорную идиллию.
Стайлз давится шипучкой, когда замечает чёрную спортивную тачку, залетающую на парковку с присущим одному только мудаку этого города понтом. После того, как уехал Джексон, конечно. Сердце неприятно жмёт.
— Вот же блин, — Стайлз отставляет банку. Косится на Тома, который оживляется при виде Камаро. — Если спросит, где Стайлз, скажи, что я оставил джип здесь и съебал.
— Куда? — бросает Том в спину Стилински. Тот уже мчится в сторону туалетов.
— На Аляску. В Зимбабве. Или скажи, что я в Амстердаме, торгую жопой.
Только захлопнув за собой дверь и остановившись около умывальника, Стайлз осознаёт, насколько это глупо. И насколько сильно у него дрожат руки. Дерек начал сводить его с ума. То есть — серьёзно, всё ещё хуже, чем было до его появления. Даже сейчас он ловит себя на том, что напряжённо прислушивается, но слышит только стук в ушах. Чувство такое, что кровь херачит прямо по барабанным перепонкам.
Он открывает воду и умывается.
Он говорит себе, что Дерек не такой мудак, чтобы искать встречи с ним.
