Не сторож брату своему - [4]
— Теперь у меня один Дося остался… Больше никого…
Никишу еще раз посылали на ферму. Приходит он, а Серафим мешок ему протягивает. Заглянул Никиша — там хлеб, картошка, из белья что-то.
— Откуда это? — спрашивает.
— Бери, бери. Пригодится.
Ну, так оно и вышло. На другой день утром выстраивают лагерников перед комендантским домом. Стали по списку проверять, отбирать тех, кто прибыл с последней партией. Когда отобрали, дали команду — выходить за ворота. Никиша и Редькин простились с Подтягиным и Тасиком, обнялись. Тасик сказал:
— Сегодня у меня отец в гостях был. Стоит во всем военном. Его в артиллерию взяли. Потом гляжу, а он уже без ног. «Где твои ноги?» — спрашиваю. А он вот что мне дает. — И Тасик показывает какой-то бесформенный кусок металла.
— Что это? — спрашивает Никиша.
— Осколок артиллерийского снаряда, — отвечает Тасик. — Тебе на память, говорит.
А конвоиры торопят, кричат. Тасика отогнали в сторону. Повели колонну снова через весь город, на железнодорожную станцию. Там те же вагоны, окна, двери закрыты, и в путь. Везли долго, часто стояли. Потом вдруг окна открыли. Все, конечно, столпились, в очередь встали в окно глядеть. Когда Никишина очередь подошла, смотрит он — чистые домики, ухоженные дороги. Люди хорошо одеты, много велосипедов. Все как на картинке. Кто-то сказал:
— Вот и Германия…
Наконец станция. Высадили всех, построили в колонну и повели по городку. Чистые улицы, возле домов люди на стульях сидят, газеты читают, кофе пьют. Матери с детьми гуляют. А сразу за городом — лагерь. Все как обычно: колючая проволока, бараки. Весь лагерь поделен проволокой на зоны. В одной зоне пленные англичане, в другой — французы. В русской зоне бараков не было, пленных разместили на первое время в бывших конюшнях. На полу солома, и запах сильный. Первые дни кормили скудно — брюквенная баланда да черствый хлеб. Спасибо, французы выручали. Им приходили посылки из Красного Креста. Такие посылки получали все пленные, кроме русских. Так вот французы ухитрялись через колючую проволоку передавать русским тушенку, печенье. Только русские скоро приспособились — устроили в лагере рынок. Стали делать товар для обмена — кружки из консервных банок с проволочными ручками, деревянные ложки, ножи из гвоздей, какие-то колечки. Меняли на брюкву или картошку. Дальше — больше. У себя в конюшне устроили мастерские. Делали тапочки из старых шинелей, Никиша плел корзины, Редькин вытачивал птичек из дерева. Все эти поделки нравились немцам, они охотно меняли их на еду. Жить было можно. Работать водили на аэродром рядом с лагерем. Там держали немецких солдат перед отправкой на фронт. Как-то Никиша работал в подвале, к нему Редькин спускается.
— Там зовут тебя… Иди…
Поднялся Никиша наверх, и опять перед ним Серафим. Как глянул он на Никишу, только передернулся весь. На Никишу и впрямь в эти дни жалко было смотреть. На лице, на шее — нарывы. Он бороду и усы отрастил, чтобы рот щербатый прикрыть. Зубы ему еще в польском лагере полицай Степков выбил. Руки и ноги опухли и отекли.
Серафим говорит:
— Другую работу тебе надо. Передохнуть немного, в себя прийти…
И вот через день на утренней проверке отбирают команду — семь человек работать в женском монастыре. Там теперь госпиталь для немецких солдат. И Никишу определили в эту команду. Работа нетяжелая — наколоть дрова для кухни, помочь в огороде. И обед хороший — суп гороховый, каша с маслом. Вот ведет их по улице охранник — коротышка, лицо сморщенное, как у старика. Навстречу офицер на велосипеде. Остановил команду, спрашивает что-то у конвоира. А потом вдруг сразу давай кричать на него. Один из пленных знал кое-как немецкий, он и передает:
— Распекает… Говорит, покойников быстрее носят, чем он команду ведет.
Когда офицер укатил, конвоир погнал пленных бегом. Никиша сначала бежал вместе со всеми, а потом не выдержал, стал отставать. Тогда конвоир подскочил к нему, ударил раз, другой, потом еще, все лицо в кровь разбил. Когда пришли в монастырь, Никиша был весь в крови. Игуменья, которая всегда встречала их и распределяла по работам, только ахнула. Забрала она Никишу с собой, привела в свою комнату, усадила на диван, нанесла еды всякой. Сидит напротив, смотрит, как Никиша ест, на глазах слезы. Никише тогда казалось, что игуменья точь-в-точь его покойная мать. Он вдруг возьми и начни ни с того ни с сего рассказывать ей о Досе:
— Он у меня один остался. Боюсь я за него. Он у нас невезучий. Всегда с ним что-то случается. Щенка как-то везли в сумке, так щенок искусал его. Под Новый год кипятком ошпарился. Хотел чаю налить, да чайник на себя и опрокинул. Сколько раз падал, то с лестницы, то с крыши. Господи, лишь бы он живой был…
Игуменья слушает его, головой кивает, будто все ей понятно. Когда Никишу снова отправили на аэродром, пошел он искать Серафима. Искал, искал, потом наткнулся. Серафим ходит по комнатам с корзиной яблок и раздает их немецким солдатам.
— Что это ты? — спрашивает Никиша. — Опять чудить вздумал?
А Серафим отвечает:
— Дела немцев на фронте совсем плохи. Русские все ближе и ближе. Вот-вот здесь будут.
«По выходным Вера с Викентием ездили на дачу, Тася всегда с ними. Возвращалась с цветами, свежая, веселая, фотографии с собой привозит — Викентий их там фотографировал. На снимках все радостные — Вера, Тася, сам Викентий, все улыбаются. Дорик разглядывал фотографии, только губы поджимал. — Плохо все это кончится, я вам говорю…».
«— Как же ты попала сюда? — спрашивает ее Шишигин. А жена хохочет, остановиться не может: — На то и святки… Самая бесовская потеха… Разве ты не знаешь, что под Рождество Господь всех бесов и чертей выпускает… Это Он на радостях, что у него Сын родился…».
«После выпуска дали Егору приход в самом заброшенном захолустье, где-то под Ефремовом, в глухом поселке. Протоиерей, ректор семинарии, когда провожал его, сказал: — Слабый ты только очень… Как ты там будешь? Дьявол-то силен!».
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
В очередной книге издательской серии «Величие души» рассказывается о людях поистине великой души и великого человеческого, нравственного подвига – воинах-дагестанцах, отдавших свои жизни за Отечество и посмертно удостоенных звания Героя Советского Союза. Небольшой объем книг данной серии дал возможность рассказать читателям лишь о некоторых из них.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
В центре повести образы двух солдат, двух закадычных друзей — Валерия Климова и Геннадия Карпухина. Не просто складываются их первые армейские шаги. Командиры, товарищи помогают им обрести верную дорогу. Друзья становятся умелыми танкистами. Далее их служба протекает за рубежом родной страны, в Северной группе войск. В книге ярко показана большая дружба советских солдат с воинами братского Войска Польского, с трудящимися ПНР.
В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.