Не сторож брату своему - [6]
— Родина вам все простила! Родина ждет вас! Вы теперь должны послужить ей. Искупить свою вину! Есть постановление. Всем, кто был в Германии, отработать четыре года на родине.
После этого рассадили всех по вагонам, заперли двери, и состав тронулся.
И вот однажды под Вяткой, в Кайских лесах, на первый комендантский лагерный пункт прибыл этап. Поселили людей в бараках, места всем хватило — нары с двух сторон в два этажа. По ночам, правда, холодно — осень уже глубокая. Но если растопить печь, жить можно. И еще вот крысы. Их такое множество, что ничего поделать с ними нельзя. Бегают прямо по людям.
С первых же дней вновь прибывших стали выгонять на работу — разгружать платформы с лесом. Как-то на разгрузке двое заключенных о чем-то поспорили. Один все кричал, горячился:
— Они думают, если я здесь, в лагере, так я ничто! А я, может быть, дворянин! По материнской линии… Старинный род! Прямые потомки Рюриковичей. Есть документы! Огромные поместья! У меня и печать с гербом есть.
Другой его успокаивал:
— Да будет тебе! Кому нужны твои поместья?
Поговорили они так и разошлись. Один из них, тот, что успокаивал, был Никифор Савельев, Никиша.
Дней через десять новеньких стали разводить по лагерным пунктам. Большинство — на лесоповал, шесть километров туда и шесть обратно. Никише, правда, повезло — попал в механические мастерские. С шести утра до шести вечера отпиливать грани у гаек. Вечером перед сном — черпак жидкой баланды и кусочек хлеба. Этого, конечно, было мало. Никиша стал менять вещи и одежду, которые привез из Германии. Вскоре весь его трофейный запас кончился. Особенно доволен был вольнонаемный слесарь Семенчук из депо. Ему досталась куртка с меховым воротником, потом немецкая рубашка. И все за несколько кусков сала.
— Ну что? — спрашивал Никишу начальник лагерного пункта Мордачев. — В немецком плену лучше было?
— Нет, здесь лучше, — отвечал Никиша. — Все-таки дома, на родине.
Он вспомнил, как стояли на границе — там меняли состав, и он увидел мальчишку, похожего на Досю тех, довоенных лет. Мальчишка стоял и смотрел на лагерников, а на голове у него был какой-то смешной веночек из ромашек. Никиша чуть не заплакал тогда. Потом какие-то девочки на откосе махали поезду руками. «Так только в России и машут поездам», — думал тогда Никиша.
— Нет, здесь лучше…
Только напрасно он так бодрился. Зиму он еще кое-как протянул, а весной не выдержал, слег. Отправили его в лагерную больницу. На верхние нары в больничном бараке Никиша забраться уже не мог, сил не было, положили его внизу.
В первую же ночь увидел Никиша брата Досю, да как-то странно, ничего понять было нельзя. То будто Дося на небесах в светлых одеждах, то в берлоге какой-то вроде как в звериной шкуре. Никиша тогда еще подумал: «Хоть бы Серафиму удалось его разыскать… Где-то он теперь?»
А Серафим в это время был далеко от Вятки — в глухих сибирских лесах. Который день бродил он по лесным дорогам. Наконец в одной деревне ему сказали: есть, мол, такой отшельник, на берегу реки его жилище. Забрался Серафим в самую чащу. И вот видит — на полянке, на пенечке сидит человек. Балахон на нем какой-то истрепанный, в руках корзиночка с грибами. Весь заросший, стариком кажется, хотя видно, что не старый еще. Вышел к нему Серафим и говорит:
— Я тебе от брата Никифора весточку принес…
Серафим, конечно, отшельника сразу признал — Евдоким это, Дося.
Дося не испугался, не удивился. Спокойно так спрашивает:
— Как он там? Живой?
— Живой-то живой… Мыкается, горемычный. Из одного лагеря в другой. Сначала у немцев, теперь у своих… Сколько перенес…
— Господи, — вздыхает Дося. — Помоги ему Матерь Божья…
Поднялся он с пенька и повел Серафима к себе. Маленький, тесный сарайчик с одним окошком. Воздух внутри свежий, хорошо так пахнет. На стене иконка Божией Матери, лампадка. Повсюду пучки сухих трав. У двери — лежанка из досок, вместо стола — чурбачок. В другом углу — печка. Дося поставил чайник, растопил печь.
— Небогато у тебя, — оглядывает жилище Серафим.
— А мне ничего и не надо, — отвечает Дося. — Чего же больше? Выйдешь на опушку — красота кругом! Солнышко светит, деревья шумят. Так сладко делается. Вижу — лисичка бежит. Вот мне и хорошо.
— Чем же ты живешь? Ведь есть же надо…
— А у меня огородик. Капустка, морковка, редька. Картошку сажаю. Потом люди из деревни приносят. Кто хлебца, кто молочка. Иной раз рыбки наловишь. Что мне еще надо?
— Как же — все время один…
— Зачем один? Зайчишка тут ко мне прибегает. Я ему капустки вынесу.
— А зимой не скучно?
— И зимой хорошо. Снег расчищаю. Птичкам корки хлебные крошу. Снегири, синички. Что зима, что лето — одинаковая благодать и красота.
— А волки? Волков не боишься?
— Бояться волков — быть без грибков! — смеется Дося. — А чего их бояться? Есть другие хищники, которые внутри нас. Эти куда страшнее. Увижу волка, сразу вспоминаю про тех, других, что во мне. Так что волки — они тоже нужны…
— Так, так, — кивает головой Серафим. — Только как же тебя здесь не разыскали? Война ведь была. А ты вроде как дезертир…
— Да приходил тут один. В фуражке, в сапогах. Я думал — участковый. А это бес. Поглядел ему в глаза, он и рассыпался. Одни головешки остались. Этих бесов ко мне ходит видимо-невидимо. Каждый день. Да ты и сам, может, увидишь. Кто-нибудь непременно к вечеру явится…
«По выходным Вера с Викентием ездили на дачу, Тася всегда с ними. Возвращалась с цветами, свежая, веселая, фотографии с собой привозит — Викентий их там фотографировал. На снимках все радостные — Вера, Тася, сам Викентий, все улыбаются. Дорик разглядывал фотографии, только губы поджимал. — Плохо все это кончится, я вам говорю…».
«— Как же ты попала сюда? — спрашивает ее Шишигин. А жена хохочет, остановиться не может: — На то и святки… Самая бесовская потеха… Разве ты не знаешь, что под Рождество Господь всех бесов и чертей выпускает… Это Он на радостях, что у него Сын родился…».
«После выпуска дали Егору приход в самом заброшенном захолустье, где-то под Ефремовом, в глухом поселке. Протоиерей, ректор семинарии, когда провожал его, сказал: — Слабый ты только очень… Как ты там будешь? Дьявол-то силен!».
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
Книга ярославского писателя Александра Коноплина «Сердце солдата» скромная страница в летописи Отечественной войны. Прозаик показывает добрых, мужественных людей, которые вопреки всем превратностям судьбы, тяжести военных будней отстояли родную землю.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.
Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.