Настуся - [32]
Девочка что было мочи побежала через садик домой. Бросив мокрое бельё на плетень, метнулась в хату. Дядя Павло сидел на лавке возле прикрытой кожухом тёти Гали.
— В селе деникинцы, дяденька!
Тот тревожно обернулся:
— Неужели?! Ты их видела? Где?
— Я с речки шла, а они через мостик проскочили. К школе…
— Ой боже мой!.. — заголосила тётя Галя. — Да они же тебя схватят, Павло! Беги!
— Успокойся, Галя. — Дядя Павло, поднявшись, обнял жену за плечи. — Не схватят. Они ещё не знают, что я здесь. Слышишь, направились к школе. Если бы знали, сразу бы сюда завернули… Я сейчас пойду. А ты вот что: не обижайся на меня. Крепись! Сейчас дед Филипп отвезёт вас с Настусей в Гавронцы. Там перебудете, пока мы беляков прогоним. Слышишь?
Но тётя Галя не слушала.
— Беги, беги… — повторяла она и дрожащими руками совала ему шапку.
Дядя Павло послушно взял шапку и шагнул к порогу.
— Береги себя! Скоро увидимся! — крикнул он, выбегая из хаты.
Тётя Галя обессиленно склонилась на подушку. Настуся припала к окну. Фигура дяди Павла мелькнула в садике и исчезла за густыми кустами бузины.
Девочка знала: огородами, садами он проберётся в лес, к Петровским ярам, а там уже свои, повстанцы. Обернулась, чтобы успокоить тётю Галю, и тихо охнула: больная тяжело дышала, прижав к груди судорожно стиснутую руку.
Настуся бросилась к ведру с водой. Расплёскивая, поднесла кружку тёте Гале к губам, облила шею.
— Ой, тётенька! — схватила полотенце, но та уже вытиралась рукавом.
— Ничего, — слегка кивнула девочке. — Мне уже лучше…
Настуся присела возле больной. Тревожно смотрела на тётю Галю, которая устало закрыла глаза.
— Эх, если бы это Оксана… Она бы вас вылечила…
Ресницы больной шевельнулись.
— Если бы это… А знаешь, Настуся, дядя Павло говорил, что будто слышал про неё…
— Правда?!
— Да… Будто бы она в Полтаве в тюрьме. Кто-то видел — из окна рукой махала. Но только дядя Павло не поверил: откуда бы ей там взяться?
— А что? Почему нет?.. — горячо, взволнованно заговорила Настуся.
В том, что Оксана жива, Настуся не сомневалась. Вот уже скоро год, как она жила надеждой на весточку от неё. Эта надежда теплилась в глубине её сердца, как уголёк, присыпанный пеплом. И вот теперь тётя Галя говорит, что ходят слухи про Оксану.
— Ой, тётенька, как же быть?
— Но, может, это и не она…
— Нет, она, она! Я знаю… как же её спасти?
Тётя Галя помолчала немного, потом тихо сказала:
— К Короленко бы обратиться… Он бы помог…
— К Короленко?
У Настуси с надеждой забилось сердце. Она и сама слышала ещё от Устимовны, что Короленко не раз выручал арестованных из тюрьмы. Даже немцы и те знали Короленко, а деникинцы тем более не осмелятся отказать такому известному писателю.
Ну что ж, тогда нечего и думать. Настуся немедленно пойдёт в Полтаву, к Короленко, она будет просить его заступиться за Оксану.
Тётя Галя не стала отговаривать Настусю. Пока собирались и перекусили на дорогу, уже и подвода остановилась возле двора. Маленький, хромой дедушка Филипп проковылял в сени и, сняв старую баранью шапку, заглянул в хату:
— Ну, как там? Готовы? — И сердито пробормотал: — Задерживаться нечего… — Увидев, как больная через силу поднимается с постели, вздохнул: — Ох, грехи наши тяжкие…
Вдвоём с Настусей они вывели тётю Галю из хаты, подсадили на воз, обложили подушками. Рядом села Настуся, а потом и дедушка, по-мальчишески легко подпрыгнув, примостился на возу.
Подвода, затарахтев, скрылась за поворотом.
Вокруг залегла тишина. У хлева спокойно гребли куры, даже не подозревая, что их покинули на произвол судьбы. Рябая Мурка грелась в солнечных лучах на завалинке.
Но вдруг словно вихрь налетел на тихую усадьбу. Загремело, затопотало, из-за угла выскочили конные деникинцы и, влетев во двор, толкнули полуоткрытые ворота. Послышалось испуганное кудахтанье кур, загремела под ударами сапог дверь хаты, посыпалось разбитое стекло…
По двору на сытом, откормленном коне гарцевал такой же сытый, откормленный деникинец в шинели с погонами, а солдаты переворачивали всё в хате и на подворье, ища «комиссара». Но поиски не дали ничего, и вскоре разъярённые деникинцы скрылись так же неожиданно, как и появились.
Двор было не узнать. Всё вокруг белело от перьев. Всюду валялись битые черепки. Ничего живого не осталось ни в хате, ни на подворье, даже Мурка и та сбежала куда глаза глядят.
ДОМ НА МАЛОЙ САДОВОЙ
Серый осенний рассвет перелился уже в белый день, когда Настуся, перебежав полусонную Полтаву, разыскала знакомую тихую улицу и остановилась у дома. На парадных дверях блестела медная табличка с надписью:
Владимiръ
Галактiоновичъ
Короленко.
Настуся прочитала табличку раз, потом второй, чувствуя, как в грудь заползает холодок страха.
Ну как же постучать в дверь? Даже рука не поднимается. Да и пустят ли её к Короленко? Что, если прислуга (а парадные двери в панском доме всегда открывает прислуга), увидев убогое дитя в крестьянской одежде, не захочет даже говорить с Настусей?
Оглянувшись, девочка заметила калитку. Подошла, тихонько щёлкнула ручкой и оказалась в уютном дворике. Справа из-за кустов выглядывала веранда дома Короленко, в глубине двора виднелся флигель, а дальше — сад. За домом слышался размеренный стук топора.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.