Настуся - [21]

— Дяденька… Вы не видели дядю Осипа?..

Мовчан покачал головой.

— Видишь, милая… Осип… Он первым выскочил из вагона. Сразу и ранили его, но он всё стрелял и стрелял. А потом я упал и не знаю, что с ним было дальше. Если живым остался, то, может, и дроздовцы схватили. Вон там они наших погнали в село…

— В село? Где? Куда?

Девочка бросилась к хозяйке. Разложив огонь прямо на земле, та варила кулеш, чтобы накормить раненых.

— Тётенька, как пройти в село? Туда наших погнали… Я побегу. Может, там мой дядя…

Хозяйка уже знала кое-что про Настусю от Саввы Григорьевича.

— Вот беда, да и только! Ну куда ты пойдёшь?.. Да поешь же хоть немного, вот кулеш уже закипел!

Однако девочка вне себя повторяла:

— Я пойду, тётенька, я пойду…

Охая и вздыхая, хозяйка сунула Настусе ломоть хлеба за пазуху и вывела за станцию, на дорогу. Не оглядываясь, девочка помчалась в село.

«МЫ ПОЩАДЫ НЕ ПРОСИМ!»

Словно половодье после проливного дождя, затопили дроздовцы Якимовку. Просторная базарная площадь гудела от солдатского гомона и топота конских копыт.

На доме волостного правления, стоявшего в центре села, развевался трёхцветный царский флаг. Здесь разместился дроздовский штаб. По ступенькам непрерывно носились вестовые, у коновязи ржали кони. А рядом, под усиленным конвоем, томились на солнце с полсотни окровавленных, измученных людей.

Поблизости, кроме солдат, не видно было ни одной живой души. Никто из крестьян не отваживался даже выглянуть за ворота. Только одна простоволосая, запыхавшаяся девчушка жалась к забору. Это была Настуся. Она пыталась подкрасться как можно ближе к пленным, но раздалась команда: «Рав-няйсь!»

На высокое крыльцо волостного правления вышли несколько офицеров, среди них и тот длинноногий, которого Настуся приметила ещё на станции.

— Смирно, вы, голодранцы! — крикнул он на пленных. — С вами хочет говорить его превосходительство генерал Щербачёв!

Офицер уступил место небольшому сухощавому старику в расстёгнутой шинели, из-под которой виднелись на брюках красные лампасы. Настусе сразу припомнился генерал Павленко, у которого она служила в Полтаве. Тот хоть и был моложе да толще и ругался по-украински, а не по-русски, как этот, но так же точно орал и размахивал руками, когда гайдамаки привели к нему Максима.

Настуся так и не поняла, что именно кричал, захлёбываясь, куцый генерал. Слышала только выкрики: «Комитетчики… Анархисты!.. За измену отечеству — расстрелять!»

Накричавшись, генерал уже спокойнее добавил, что помилован будет лишь тот, кто покается и даст согласие вступить в их войска.

— Кто хочет остаться живым, три шага вперёд! — скомандовал он.

Но угрюмая толпа пленных даже не шевельнулась. Прямо в глаза генералу, словно выстрелы, посыпалось:

— Мы пощады не просим!..

— Стреляйте!..

— Всех не перестреляете! Нас миллионы!..

Вперёд продвинулся человек со связанными руками, в разорванной сорочке и с окровавленной повязкой на голове:

— За нашу кровь вам отомстят!

«Дяденька!» — хотела было крикнуть Настуся, но не смогла. Генерал махнул конвойным рукой. Солдаты теснее обступили пленных и погнали их по улице.

Настуся хотела пойти следом, но дорогу ей преградила вторая партия пленных. Колонна остановилась, прижав Настусю к высокому дощатому забору, и тут она совсем близко заметила знакомую белую косынку с красным крестом. Среди пленных была медсестра Оксана.

Не думая, что делает, Настуся бросилась к ней. Проскользнув между конвойными, она с отчаянием выкрикнула:

— Там дядю Осипа… повели!

Оксана молча прижала к себе девочку. Она всё поняла.

Она знала, куда повели пленных, и ей нечем было утешить Настусю. В тот же миг один из конвойных злобно дёрнул девочку за плечо:

— Ах ты щенок! Вишь, куда пробралась!

Настуся с громким плачем прильнула к Оксане.

— Что за беспорядки? — послышался недовольный окрик. — Спиридонов, в чем дело?

Рядом с ними стоял длинноногий офицер. Конвоир, услышав свою фамилию, вздрогнул и выпустил Настусино плечо.

— Так что осмелюсь доложить, вашскобродь, вот эта девчонка…

Но офицер уже не слушал. Он вытаращил глаза на Оксану, и его бледное, длинное лицо с тонкими усиками из сердитого становилось всё больше удивлённым.

— Ксения Валерьяновна? — наконец воскликнул он. — Вы? Как вы здесь очутились?

Оксана тоже удивлённо смотрела на него.

— Просто не верится… Вы — и вдруг среди этих бандитов… Спиридонов! — обернулся офицер к конвоиру. — Проведи барышню… — И движением головы показал: — На квартиру.

Услышав эти слова, Оксана рванулась, но тут же прижала к себе Настусю и сникла. Что будет с этой девочкой? Имеет ли она право отказываться от шанса на спасение? И Оксана, взяв Настусю за руку, молча пошла за солдатом.

Повернув в переулок, они миновали одну или две хаты и вошли в заросший травой двор. Никто не встречал их, и, лишь войдя в хату, они увидели на лавке старичка инвалида с деревяшкой вместо правой ноги.

— Ты хозяин? — спросил солдат.

— Да, я…

— А где же денщик их благородия?

— А там, в светлице. Храпит…

Солдат через сени прошёл в светлицу. А Оксана в тяжёлом раздумье села на лавку. Казалось, она забыла даже о Настусе, которая растерянно пристроилась рядом. Старичок, который уже несколько раз посматривал на Оксану, желая что-то спросить, только вздыхал и качал головой.