Настуся - [20]
И правда, поезд, набирая скорость, уже оставил всадников далеко позади. Савва Григорьевич выглянул в окно:
— Слава богу, проскочили. Вот уже и стан…
Но договорить не успел. Сзади грохнул взрыв. Задрожали вагоны, вздрогнули рельсы и земля под ними.
— Вот гады! Путь подорвали… — вырвалось у фельдшера. — Но для чего?
Страшный ответ на этот вопрос не задержался. Станция Якимовка встретила поезд, что стремглав ворвался, спасаясь от бандитского налёта, дулами пулемётов. Состав рывком затормозил — стрелка была заранее переведена в тупик. Выстрелы, разрывы снарядов, крик — всё слилось в один беспрерывный грохот, и адский шум этот оглушил Настусю. Вагоны огрызались пулемётными очередями, они вздрагивали, будто живые, от топота ног, от натиска людей, торопившихся выскочить на перрон. Сквозь бешеную стрельбу прорывались слова команды, выкрики «ура»; Настусе показалось даже, что она узнала голос дяди Осипа.
Все, кто имел оружие, были уже на перроне. В вагонах остались лишь «старички» из ремонтной бригады и Настуся с Саввой Григорьевичем. Девочка притаилась в продырявленном пулями вагоне, но у неё даже и в мыслях не было, что какая-то пуля может её зацепить. Там, за тонкой обшивкой вагона, идёт бой, и там дядя Осип…
Но вот выстрелы стали утихать. И пулемёты замолчали. Настуся вскочила. Возле неё, на лавке, весело играл солнечный зайчик. А рядом, побледневший, сгорбленный, стоял Савва Григорьевич и смотрел в окно.
За окном была станция. Обыкновенные кирпичные строения, багажная камера, водокачка. Обычные, да не совсем. Из каждого окна прямо в поезд целились пулемёты. Из широко открытых дверей вокзала на перрон бежали вооружённые люди в шинелях.
— Кто это? — шёпотом спросила Настуся, повернув к Савве Григорьевичу белое как мел личико.
— Дроздовцы, — так же тихо ответил тот.
— Что же теперь будет, дяденька?
Савва Григорьевич не ответил. В это время за окном раздалась властная команда:
— Из вагонов выхо-о-ди!
Настуся схватила Савву Григорьевича за рукав… Оба замерли. В соседнем вагоне щёлкнула дверь и послышались неровные шаги.
— Что же, Настуся… Придётся идти.
Фельдшер взял сумку с красным крестом и подал руку Настусе. Через минуту они очутились среди ремонтников и случайных пассажиров, окружённых дроздовцами.
Вдоль эшелона быстро прошёл высокий офицер в длинной, словно поповская ряса, шинели.
— Прочесать вагоны! — приказал он, и несколько солдат с винтовками наготове сразу же полезли на ступеньки. Офицер тем временем повернулся к толпе пленных и скомандовал:
— Во двор путевого мастера!
Хмурая, молчаливая толпа потопала по перрону.
Двор путевого мастера был совсем рядом. Под забором, прямо на земле, лежали раненые. Были здесь и железнодорожники, и солдаты-дроздовцы; везде темнела запёкшаяся кровь, слышались стоны.
— Фельдшер? — ткнул пальцем в Савву Григорьевича офицер, заметив санитарную сумку на его плече.
Савва Григорьевич молча кивнул.
— А ну выходи сюда! Будешь перевязывать раненых.
Савва Григорьевич вышел вперёд, не выпуская руки Настуси.
— А это что ещё за оборвыш? — нахмурился офицер.
— Сиротка… ехала с нами…
— Гм… Ну, пускай убирается, пока цела… А ты берись за работу. Да смотри мне, наших перевязывай, а не своих!
И офицер, путаясь в длинных полах шинели, пошёл со двора. Савва Григорьевич, на ходу расстёгивая сумку, направился к раненым. Настуся, как тень, последовала за ним. А что, если среди раненых дядя Осип?..
Девочка пристально всматривалась в лица, но напрасно.
Навстречу ей поднимались чужие страдальческие глаза, и пересохшие губы шептали:
— Воды…
Воды… Ну конечно же, воды!
Настуся оглянулась. В глубине двора, возле небольшого каменного дома, виднелся колодец с журавлём, и в это время из него брала воду небольшая, полная женщина. Девочка мигом оказалась рядом с нею:
— Тётенька, дайте воды! Раненые просят…
У женщины было на удивление круглое, добродушное и вместе с тем испуганное лицо. Заметив перед собой Настусю, она даже не удивилась, а только сказала:
— Сейчас, сейчас…
Торопливо вытащив ведро, она набрала полную кружку и протянула Настусе. Но кружка сразу опустела, и пришлось попросить у хозяйки ведро. Раненые лежали вповалку, обессилев от потери крови. Савва Григорьевич, несмотря на предупреждение офицера, оказывал первую помощь всем подряд. Но где там ему было справиться одному! Настуся то бросалась ему помогать, то снова бежала к колодцу за водой.
Когда у Саввы Григорьевича кончились бинты, хозяйка всё с тем же испуганным лицом вынесла несколько простыней и порвала их на куски. Она оставила свои домашние дела и вместе с фельдшером и Настусей суетилась возле раненых. Несмотря на свою полноту, двигалась женщина быстро:
— Ой горечко!.. Такое несчастье!.. О господи!..
Во двор заползали всё новые раненые. Среди них Настуся вдруг узнала Варькиного отца. Упираясь обеими руками в землю, Мовчан волок простреленную ногу.
Девочка метнулась к нему. Усадила его под забором в тени, напоила, стащила окровавленный сапог.
— Спасибо, голубка, спасибо, — проговорил Мовчан и посмотрел на девочку с такой невыразимой скорбью, что она впервые за этот страшный день не выдержала и залилась слезами.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.