Нарисованные линии - [3]

— Больно?

— Немного.

— То есть, не сильно?

— Нет.

— Тогда все в порядке. Увеличение равномерное и цвет нормальный, — я говорю им обоим, но внимание концентрирую на докторе. Все явнее начинает казаться, что сам сейчас покроюсь румянцем.

— Какой у вас срок? — напоминает мне про главный вопрос Уотнер.

— Двадцать девять недель, — девушка впервые открыто смотрит на него, и доктор одаривает ее теплой улыбкой.

— Уже скоро, — добавляю я, стараясь разрядить обстановку. Оптимизм в голосе приводит к тому, что и я удостаиваюсь взгляда. Правда, куда более робкого.

— Угу, — кивает она.

Господи, откуда взялась эта женщина?

— Давайте продолжим на кресле, — я оборачиваюсь за чистой пеленкой, а потому не вижу ее реакции. Когда поворачиваюсь обратно, укладывая синюю ткань на кожу кресла, лицо девушки уже откровенно пылает. Ей, как и мне, не терпится поскорее закончить.

— Я помогу вам, — глядя на то, с какой нерешительностью она смотрит на подставку, Уотнер протягивает пациентке руку, — осторожно.

По маленькой лесенке, даже с его поддержкой, она поднимается с большим трудом. Грациозность — не ее удел, и не беременность в этом помеха, нет. Но мое впечатление от этого все равно не портится, хоть и помню, с каким изяществом на свой «трон» взбиралась Барбара… хотя, живота у нее не было.

— Вот так, — он показывает на примере левой ноги, как нужно устроиться в рогатке, и правую, надо отдать ей должное, она кладет как надо сама.

— Положите руки на грудь и расслабьтесь, — советует Уотнер.

Его она слушает с большим рвением, чем меня, и даже не скрывает это. Интересно, а что бы было, если бы он не назвал меня интерном?

Ну, да ладно. Глубокий вдох, прозрачный гель… и начали.

С виду все очень хорошо.

— Что это? — с ужасом глядя на зеркало в моих руках, спрашивает мисс Свон. Ей вправду страшно, глаза распахнуты, а пальцы тесно переплелись друг с другом, мешая нормальному кровотоку в них.

— Гинекологическое зеркало, — терпеливо объясняю я, концентрируясь на том, что делаю, — расслабьтесь, и это будет не больно.

Она старается, я вижу. Правда старается, хоть это изначально и обреченно на провал при такой боязни. Конечно, она морщится, когда я проникаю внутрь. И конечно жмурится, когда зеркало раскрывается.

Мне не хочется ни делать ей больно, ни доставлять неудобств. Это невозможно, я знаю. Но впервые это гложет.

Я говорю, что вижу, вслух, и доктор Уотнер одобрительно кивает. Он задает мне пару вопросов, и я отвечаю, за что получаю очередное одобрение. Девушка все это время лежит, не издавая ни звука. Только белые пальцы подрагивают сильнее прежнего.

— У вас все хорошо, — спокойно заверяю ее я, поднимая взгляд, — никаких патологий.

За весь наш осмотр это, кажется, первые слова, которые ее успокаивают. Вздохнув, она благодарно кивает мне.

Зеркало возвращается наружу, устраиваясь в корзине для дезинфекции инструментов, а я приступаю к ручному осмотру.

— Это… обязательно? — в ее голосе просвечивается паника, но конец, слава богу, уже близок.

— Да. Это последний этап.

В отличие от предыдущей работы с зеркалом эта часть меня успокаивает. Я точно знаю, что делаю, и я точно знаю, что осталось немного. Первый блин всегда комом, так? Первый осмотр — самый тяжелый. Я научусь с этим мириться и стану как доктор Уотнер — непоколебимым и с начисто отсутствующим фактом стеснения. Даже с природными особенностями можно бороться.

— Вас что-нибудь беспокоит в последнее время?

— Нет.

— Если что-то есть, лучше скажите, — вздыхаю я.

Но она по-прежнему качает головой.

— Я поэтому и не хотела идти, — она облизывает пересохшие губы, делая очередной вдох, — все в порядке.

— Когда был ваш последний осмотр? — подает голос мой наставник, разглядывая за столом ее карточку.

— В ноябре, — честно признается пациентка.

— Двадцать девятая неделя? — с сомнением переспрашиваю я. Очень хочу верить, что она чего-то напутала.

Ан нет. Все верно.

— То есть, на учете вы не стоите? — изгибает бровь доктор Уотнер.

— Нет, я за этим пришла, — мисс Свон мужественно игнорирует все то, что я делаю, концентрируясь на вопросах мужчины, — мне сказали, так надо.

— Надо, — он, судя по звуку, дописывает что-то в карточке, — но неплохо бы пораньше делать это. Вам повезло, что все хорошо.

Я заканчиваю, осмотрев все то, что полагается. Наружные органы, внутренние… неужели все? Это изматывающе не только для пациентов.

— Одевайтесь, — разрешаю я, протягивая ей руку и помогая оказаться на полу. Зрелище белых носков слева и справа над моей головой еще долго будет преследовать меня в видениях. Едва ли не пробирает на смех.

— Сколько вам лет, мисс Свон?

— Двадцать два.

— Лучший возраст для рождения ребенка.

— Спасибо…

Кое-как закончив с одеванием, она снова появляется передо мной в своей нестандартной одежде. Удобнее перехватывает сумочку и с нетерпением глядит на карточку.

— Вы не делали УЗИ, — утвердительно говорит Уотнер, заканчивая с заполнением.

— Нет.

— Надо сделать, уже давно пора.

— Сегодня?..

— Можете сегодня. Кабинет триста двадцать второй, третий этаж. У них должна быть форточка в девять.

— Хорошо, — она быстро соглашается и быстро, несмотря на некоторую неуклюжесть, забирает протянутую карточку.