Муравьиный лев - [3]
Но нет. Все это болтовня и мои обычные страхи. Мелькает белый пакет. Как дорого мне это мелькание в темноте! Как часто я его видел!
Мое добро в целости и сохранности. Сокровища никто не тронул. Я падаю на колени и начинаю разбирать вкусности. Их хватит ненадолго. В пакете имеется полбутылки шерри (20 % алк.) и около ста грамм джина Gordon’s (тоже в бутылке, но в маленькой, с толстым стеклом и с безумно тщательно закрученной крышечкой — я вчера закрутил ее так крепко, что чуть было все к дьяволу не раздавил).
Я соображаю и вычисляю — сколько сейчас выпить. Необходимо, чтобы что–то осталось. Хотя бы на первый перерыв, который будет через три часа. Иначе нельзя. Иначе — можно хоть сейчас идти домой. Я полагаю, что прикончу джин и выпью стакан шерри. Это хотя бы немножко меня взбодрит и, возможно, даже родится что–то вроде стимула–фантома. К труду и человеческой пользе.
Но стакан! Есть ли у меня стакан? Он у меня есть! Даже не стакан, а целая кружка! Несколько дней назад я пошарил по полкам в нашей складской столовой. В одной их них — между тряпками, бутылками с отбеливающей жидкостью и туалетной бумагой — я нашел пузатую кружку с отбитым краем. На кружке была нарисована…забыл уже что… То ли арбуз, то ли пчела… — в общем что–то веселое и оптимистическое. Я сразу же схватил эту кружку и в обед умыкнул ее на парковку. Прямо как мышь, которая тащит в свое гнездо разный нужный ей мусор.
Теперь (уже несколько раз использованная) кружка светлым привидением висит на ветке головой вниз. Я снимаю ее и заглядываю внутрь. На дне что–то темнеет. Щелкаю зажигалкой и вижу несколько маленьких улиток, которые сидят на дне и жрут засохшие остатки вчерашнего шерри. Достаточно неприятно пить после улиток… Я выковыриваю их пальцами и решаю начать с джина. После него мне будет плевать на улиток — это не самые страшные существа на дне моих кружек и стаканов. Бывали и слизни…. Пауки тоже. Вся фауна желает допить за мной.
Откручиваю крышку на бутылочке с джином. Он холодный как лед — я чувствую это через стекло. Несколько секунд подготавливаюсь и думаю о чем–то другом: например как я проснусь завтра утром, выйду на улицу и увижу, что вокруг никого нет. Все исчезли. Я тогда сразу женюсь. Пойду в любой магазин одежды, вытащу из витрины женский манекен, вырежу ножом кусок из промежности, прилеплю туда суперклеем и скотчем мохнатую вагину из секс–шопа и все готово. Можно разговаривать с ней, можно дать ей имя, возить с собой в машине, доверять личные тайны и пикантнейшие секреты! А пока я делю эту планету с кем–то еще — жениться таким образом тяжело. Не поймут… будут смеяться и, возможно, попробуют заставить принимать еще больше медикаментов…
Я присасываюсь к бутылочке как печеночный сосальщик. Как аквариумный сомик–каллихт. Хлоп — и джина Gordon’s не существует. Слезы наворачиваются мне на глаза, я делаю немного театральный жест рукой — как будто от чего–то отмахиваюсь. Со стороны это должно выглядеть просто мерзко. Закуриваю. Теперь мне надо хлебнуть шерри. Кружка вмещает в себя больше, чем стакан — поэтому нужно все рассчитать. Чуть больше половины. Вот так. Сейчас я выпью все это и немного посижу в полумраке. Расскажу вам историю–другую. В кружку уже успела упасть труха с дерева — мне начхать. Я наливаю и моментально все выпиваю. Не так удачно… Холодное шерри с древесной трухой вызывает рвотный рефлекс…блядь…даже чуть–чуть брызнуло из носа. Я втягиваю все в себя. Чтобы ни капли не пропало. Поднимаю с земли сигарету, пытаюсь задушить терпкий запах дымом. Все уже хорошо. Сквозь ветки я кидаю подозрительный взгляд на будку с охранником вдалеке: что там этот старый хер делает? Может быть, он уже вызвал всю полицию города? Вертолеты? Бомбардировщики? Вся провинция ловит меня. На дне каждого птичьего гнезда специально для меня положен микрофон. Птенцов вышвырнули, а микрофон положили. С них станется. Гады. Но — если серьезно — я на дух не переношу охранников, милиционеров, полицейских и вообще всех тех, кому с младых лет сверлит в заднице наводить порядок, охранять, защищать и восстанавливать справедливость. В этом столько притворства и фальши, что просто опускаются руки. Вскакивают волдыри. Это все с километровым знаком «минус». Задыхающийся от неушедших после полового созревания комплексов и обиды на весь мир, варясь, прея как рыба в ухе в собственном садизме и низменных страстишках — ты решаешь окунуться в лживое, продажное месиво правопорядка. Вырасти на его массивном теле еще одной злокачественной шишкой. Ты же хуже любого преступника. Гнида низшего сорта. Ты не стоишь и сухого дерьма моей покойной морской свинки, которое я нашел за шкафом, когда как–то там пылесосил! Ты хочешь только унижать, бить, терроризировать, штрафовать и пожирать наркоту, которую ты отнял у мелких, неопасных тебе «бандитов». А с опасными ты всегда в сговоре. Я знаю, что каждый день, каждую минуту я завишу от твоего настроения. Когда я еду в машине, когда иду по улице, даже когда сижу у себя на кровати. На свете тысячи законов, и каждую секунду я делаю что–то такое, за что могу потенциально поплатиться… Я не верю тебе. Больших трусов и врунов, чем копы, не найти даже во сне. Жаль, что я не владею черным вуду. Тогда бы вы все полегли как один. По крайней мере, в моем городе.
""Эскапизм" это, собственно, такой же сборник рассказов и сюжетов, как мои прошлогодние Вата и Гвозди, но на этот раз рассказы не отдельные, а немножко сливаются друг с другом. Есть пословица "you can't teach an old dog new tricks". Я не изменился, не поумнел, и не выздоровел духовно.То есть — если вы раньше читали Самоеда, Муравьиного Льва и так далее и вам понравилось — вам должен понравиться и Эскапизм. Грязная автобиография + больные выдумки + бессильные, но раздраженные попытки философии".
"Повесть "Самоед", как понятно из названия — автобиографична. Герой, он же автор — 27-летний алкаш, в высшем мессианском смысле панк, богопомазанный люмпен, мизантроп, планетарный некрофил и т. п. В юности он переехал с родителями в Канаду, где не захотел продолжать обучение, а устроился работать грузчиком. Из-за хронической несовместимости с прочими человеческими особями, а так же по причине некислой любови к питию на одном месте работы он подолгу не задерживался и за десять лет поменял не один склад, разгрузил не одну сотню фур с товарами народного потребления, спрессовал не один десяток кубов одежды (когда работал сортировщиком в Армии Спасения), встретил множество людей, с некоторыми из которых работал в паре, выпил с ними и "сольно" не одну тонну бухла.Обо всём этом есть в повести — главным образом автор пишет о себе и о людях — а люди в Канаде, судя по его напарникам, не менее "весёлые", чем у нас".(с) Леонид Зольников.
"Восемь очень коротких рассказов, полустих без рифмы, и два придатка: подростковые стихи и даже несколько детских (я обнаружил у себя большую желтую папку, где было множество скомканных бумажек со старыми-престарыми стихами). За "придатки" прошу не судить строго — я был тогда еще маленький и почти всегда пьяный.Рассказы писались легко и быстро. На все ушло не более недели.Что-то конечно бесстыдная пародия, что-то уже где-то было, но надеюсь, хоть один из рассказов должен кому-то понравиться. Хотел вообще все написать "не про себя" и навыдумывать, но все равно так получилось, что половина всего — чистая автобиография".
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.