Вата и гвозди

Вата и гвозди

"Восемь очень коротких рассказов, полустих без рифмы, и два придатка: подростковые стихи и даже несколько детских (я обнаружил у себя большую желтую папку, где было множество скомканных бумажек со старыми-престарыми стихами). За "придатки" прошу не судить строго — я был тогда еще маленький и почти всегда пьяный.

Рассказы писались легко и быстро. На все ушло не более недели.

Что-то конечно бесстыдная пародия, что-то уже где-то было, но надеюсь, хоть один из рассказов должен кому-то понравиться. Хотел вообще все написать "не про себя" и навыдумывать, но все равно так получилось, что половина всего — чистая автобиография".

Жанр: Современная проза
Серии: -
Всего страниц: 9
ISBN: -
Год издания: Не установлен
Формат: Полный

Вата и гвозди читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Всеволод Фабричный

ВАТА И ГВОЗДИ (сборник рассказов)

КОГДА ПАПА УСТРЕМЛЯЕТСЯ ВНИЗ

Папа утверждает, что боится умереть. Для него нет ничего страшнее смерти и следующего за ней забвения. Его именно это забвение и страшит. И тревожит. Он говорит, что совершенно не боится физической боли и мучений. Не быть — вот что страшно. Тысяча лет пройдет — а для тебя это словно секунда, если не меньше… Растерять все свои знания, все впечатления, все что ты старательно накопил за жизнь — сгорит в один момент и ничего уже никогда не найти. Ты сгинул. На хрена были нужны учебники, сыновья и постоянно заживающая и кровящая снова язвочка благосостояния? Я чего–то достиг. Я чего–то достиг. Хррр…Хррр…. Зашевелились червячки, засмердело, распухло, лопнуло… Вот и все твои достижения.

Папа говорит, что не хочет жить до ста лет. Сто лет — не цифра и не возраст. Он хочет жить вечно. Он говорит, что пусть на его седую головушку свалятся невероятные страдания и невзгоды, пусть мы все сдохнем тысячу раз, но чтобы он только оставался живой…. Я спорю с ним, пытаюсь напугать тем, что наша планета не продержится долго и ему придется плавать в космосе одному, но папу это не пугает. Он будет плавать. Он будет есть моль и жуков в пустыне и ползать среди обломков. Пусть в голове не останется уже ничего разумного. Только бы остаться самим собой в оболочке родного тела.

Да вот мы как раз и сейчас с ним об этом говорим. Я возмущаюсь — как же это так? Неужели ты даже не против лежать парализованным, ходить под себя и вращать белками измученных глаз из–под натянутого повыше одеяла? И тогда тебе охота жить? И тогда. И даже если все будет в сто раз хуже! Папа говорит, что часто не спит ночью, потому что тихо плачет, как кленовое дерево, в которое заколотили гвоздь. Он не хочет умирать. Он отказывается..

Мы сидим с ним в нашей общей, семейной комнате. В нашей анти–гостинной, в которую никогда никто не приходит погостить. Ковер в пятнышках гноя. Одеяло на полу — тоже в желтоватых пятнышках, но в некоторых местах немножко и краснота проступает… С кровью у нее сегодня… У кого «с кровью»? А зачем вам знать… Оставьте нас в покое. Дайте нам разговаривать и жить в одиночестве. Не заполняйте огромными задницами наш диван. Мы будем говорить о смерти, о том как страшно умирать и о об этих злополучных пятнах…

С балкона доносится пронзительный женский крик. В первый момент я даже подскакиваю с глухим «о, господи!». Мы с отцом выбегаем посмотреть что случилось. На нашем балконе все как всегда. Тапки, моя пепельница, ящик с ведрами и роза в горшке, которая обманула меня и не дала в этом году цветов.

Мы живем на девятом этаже, а крик доносится слева от нас — с восьмого. Там на своем балконе мечется женщина средних лет одетая в кофточку и штанишки. Ей холодно — на дворе декабрь. Хотя, она конечно немножко кривляется и переигрывает. Не может ей быть уж настолько люто. Она кричит, что закрылась на балконе и не может войти внутрь квартиры. А входная дверь заперта изнутри на замок, поэтому она совсем в беде… Она пронзительно завывает от холода… Что делать?

Папа бежит в прихожую, хватает с вешалки куртку и несет ее на балкон. Он начинает размахивать курткой и кричит женщине, чтобы она ее ловила. Она готова принять наше теплое, флисовое жертвоприношение. Раскидывает руки и ждет…

Папа перевешивается через балконные перильца. Перевешивается как только может. Заносит руку для броска, кидает что есть силы куртку в женском направлении, но теряет баланс, перекатывается через перила и устремляется вниз. Мимо веток деревьев, на котором вороны, помогая друг другу, недавно построили гнездо, мимо окон восьмого этажа и мимо седьмого тоже. Вниз — на костоломный цемент, на поставленный на площадке первого этажа гриль для мяса. На груду кирпичей и на горшки, в которых летом будет цвести душистый табак и петуньи.

А я стою, вцепившись руками в перила и не могу даже пискнуть. Или хотя бы для приличия возопить: «Папка! О, милый старый папка!!! Куда ты?» Да и он летит тоже молча. Сначала он падал боком, а уж после шестого этажа начал лететь вниз головой… А я все смотрю на его ноги — как широко они расставлены при полете! Это же невозможно так их расставить! Раскорячены до предела. Как мужской циркуль, как куриная тушка, когда ее разделываешь и раздвигаешь ей лапки, чтобы потом разорвать на две части. Как роды на дому, как гинекологическое кресло, как умирающая под ботинком лягушка. Нет! Они совсем как–то уж страшно расставлены…Одна нога тут, в десяти метрах от сиротеющего сына, а другая уже хуй знает где. Уже за обледеневшей рекой, за горизонтом, ближе к Америке…уже пограничники наверное ее обозревают и дивятся на такое чудо.

Папа давно уж упал. Крики снизу, крики сверху. Уже и скорую вызвали, орут что–то о воздухе, о крови и о том, что надо что–то немедленно извлекать. А я все стою, вцепившись в перила и понимаю, что самое бы мне время сейчас бросить все настоящее, бросить бред этот сивый…Такая ситуация дает разрешение на все. Напрячь мускулатуру до треска и потемнения и окончательно спятить. Тогда ведь и анти–гостинная не понадобится. Меня тогда вообще никто не найдет. Клещами акушерскими — и то никто не вытащит нужного им меня из глубины освободившегося ума.


Еще от автора Всеволод Фабричный
Эскапизм

""Эскапизм" это, собственно, такой же сборник рассказов и сюжетов, как мои прошлогодние Вата и Гвозди, но на этот раз рассказы не отдельные, а немножко сливаются друг с другом. Есть пословица "you can't teach an old dog new tricks". Я не изменился, не поумнел, и не выздоровел духовно.То есть — если вы раньше читали Самоеда, Муравьиного Льва и так далее и вам понравилось — вам должен понравиться и Эскапизм. Грязная автобиография + больные выдумки + бессильные, но раздраженные попытки философии".


Самоед

"Повесть "Самоед", как понятно из названия — автобиографична. Герой, он же автор — 27-летний алкаш, в высшем мессианском смысле панк, богопомазанный люмпен, мизантроп, планетарный некрофил и т. п. В юности он переехал с родителями в Канаду, где не захотел продолжать обучение, а устроился работать грузчиком. Из-за хронической несовместимости с прочими человеческими особями, а так же по причине некислой любови к питию на одном месте работы он подолгу не задерживался и за десять лет поменял не один склад, разгрузил не одну сотню фур с товарами народного потребления, спрессовал не один десяток кубов одежды (когда работал сортировщиком в Армии Спасения), встретил множество людей, с некоторыми из которых работал в паре, выпил с ними и "сольно" не одну тонну бухла.Обо всём этом есть в повести — главным образом автор пишет о себе и о людях — а люди в Канаде, судя по его напарникам, не менее "весёлые", чем у нас".(с) Леонид Зольников.


Муравьиный лев

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Голубиная книга. Славянская космогония

«Упала с небес книга. Звалась она „голубиной“ — от своей чистоты и небесной святости. Или „глубинной“ — от глубины заключенной в ней премудрости. Говорилось же в книге о том, как начался наш мир: откуда пошли белый свет, солнце, месяц, звезды, заря, гром, ветер, откуда взялись сословия — цари, князья-бояре, крестьяне. И о том, что есть в этом мире самого святого и главного: какой царь — над царями царь, какая земля — всем землям мать, какое самое главное море, озеро, река, церковь, гора, камень, дерево, трава, зверь, птица.


Глаз ведьмы

Середина «мутных» 1990-х. Небывалый разгул преступности захлестнул города и веси России, не обошел и столицу. Начальник «убойного» отдела Сергей Серов по прозвищу Волкодав разыскивает хозяина торговой фирмы «Дана» Льва Зайденберга как единственного свидетеля крупной аферы с антиквариатом. Однако поисками залегшего «на дно» бизнесмена занимается не только милиция, поскольку Зайденберг располагает информацией о преступной деятельности некоторых членов Государственной думы и их связях с мафиозными кланами Востока…


За веру отцов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Моя вселенная

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Облдрама

Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.