Вата и гвозди - [3]
Но откуда такая драма? Почему я через двадцать минут начну, спотыкаясь, бегать от лавки к дереву, задыхаться и кричать «Фух, блядь! Фу ты, блядь!!..», и сосновая хвоя станет быстро что–то впитывать, впитывать?
Потому что, когда я покупаю сигареты, ее глаза превращаются в синий детектор лжи и шипят: «Ты, лысая сволочь, небось уже что–то успел в карман положить! Подтибрил что–то, гаденыш! "
А когда я иду гулять с собакой и еду в с ней вниз на лифте — его глаза становятся обезвоженными плоскогубцами и рычат: «Зачем ты вообще живешь, придурок? Тебе и твоей семье вонючей лучше бы в зоопарке жить и плодиться! Нет, гляньте на него! В какой куртке и в каких ботинках! Нахалюга! Подлая тварь! Хочет быть цивилизованным, жить в хорошем квартирном доме с нормальными людьми, а у самого наверное жопа не подтерта с утра!»
Потому что, когда я рассказываю что–то — ее глаза превращаются в вязкий яичный белок и тонко воют: «Ну что за лох! Ну просто лошара какой–то. Тебе даже из жалости дать нельзя — ты же ничего, бедненький, не поймешь, органы мои тебя только напугают, ты расплачешься и убежишь. Как увидишь что у меня там все волосеет, пульсирует и спелым персиком наливается — так сразу и обделаешься от страха… Бывают же такие уродцы! Не мужчина, а дерматологический соскоб. Трусливый и наверное очень малоимущий».
Потому что когда я осторожно прохожу мимо их компании — их глаза превращаются в колючие, безмозглые эхинопсисы и орут «Сегодня тебе просто повезло — мы в хорошем настроении. Но завтра берегись! Мы у тебя, у хуеплета, все мозги ботинками выдавим!»
А когда он жмет мне руку и дружелюбно улыбается, его глаза становятся пахнущими рыбой весами и скрипят: «Ну, такого, как ты, обмануть просто. Насквозь тебя вижу. Ты, конечно, скорее всего мелкий воришка и плут и воображаешь о себе невесть что, но я‑то тебя надую по–настоящему и ты этого никогда не узнаешь, потому что умишко твой размером с козий орешек».
Потому что их глаза превращаются еще в тысячи неприятных вещей. В мох, в чешую, в ушную серу и в кусочки арматуры. И они много что говорят. И мне совсем уже некуда пойти. Там я могу нанести вред ребенку или имуществу, там я могу что–то украсть, а там мне по штату быть не полагается… Для этого места я слишком слабый, а для этого слишком глупый. Там меня опустят, а там меня унизят. А там — надуют, или начнут использовать до последней капли. И в любом месте, в любой ситуации я получаюсь не такой, как им надо. А они — не такие, как надо мне. Им часто очень хорошо друг с другом — у них счастье прямо из носа капает и от этого тошнит так едко, что я день за днем саморастворяюсь.
И мои глаза тоже постоянно во что–то превращаются. Я не лучше «них» — только, наверное, сильнее всего боюсь.
Мне кажется, что тюрьма — это слоистое понятие. Настоящая тюрьма — только лишь нижний слой. Выйти на свободцу — значит перейти в тюрьму без строгого режима. Остаться одному в лесу — значит быть в тюрьме, в которой все надзиратели ушли на обед.
И самое обидное то, что я не буду метаться от лавки к дереву и, задыхаясь, кричать «Ффуухх…». И сосновая хвоя кроме мочи и слюны ничего не впитает.
Я посижу минут десять — бледный и серьезный, как цементная плита. Что–то опять решу. Потом выпью всю Старую Московскую и Фанту, спою чуть громче и отчаяннее обычного, выкорчую из земли лавку, сломаю ее, возьму свой рюкзак и пошагаю по полу по направлению к станции. Пузырек так и не откроется, а марля не развернется. И сколько раз так будет повторяться — неизвестно.
ТЕОРИЯ СЛОВ И ТЕЛОДВИЖЕНИЙ
Внезапная смерть может приключиться с кем угодно и когда угодно. Смерть не будет спрашивать — домыл ли ты посуду, или досмотрел волнующий и неприличный кинофильм. Ей начхать. Падай, сползай с дивана, катись вниз по лестнице, разбрасывая зубы и карманные мелочи. Она пришла, и никто за тебя не вступится. Смерть также абсолютно не интересуют твой возраст, положение в обществе и твой сусловидный страх перед ней. Безжалостная фигура.
Но отчего приключается внезапная смерть? Пишут, что от инфаркта, от инсульта…ну и от того, что в мозгах какие–то сигналы подкачали…Все это правильно, но я уже многие годы терзаюсь одной маленькой теорией — она мне часто не дает покоя своей неподтвержденностью и туманом. Разрешите объясниться…
У тебя в носу растет длинный волос. Он уже настолько подрос, что бесстыдно вытарчивает из ноздри, и когда ты смотришься в зеркало — намекает тебе на твою убогую, устарелую жизнь. Ты, конечно, можешь его выдернуть или сжечь пламенем зажигалки, но ты этого не делаешь, потому что «и так все на свете заляпано говном». Нет стимула. Зачем выдирать свой постыдный волос, когда любимая продавщица спортивного магазина смотрит на тебя, как на обильно сочащийся свищ? Разве это поможет? Ну, срежешь ты его, станешь на полпроцента привлекательнее…Мир не изменится от твоей жертвы. Все равно он не для тебя.
Но не в этом дело. Теперь о теории: допустим, ты все–таки решил волос этот свой отвратительный срезать. Ты берешь у мамы (жены, сестры) ее маленькие маникюрные ножницы, подносишь лицо близко к зеркалу, руки подрагивают, но ты все–таки удачно удаляешь свой «длинный и черный» И после этого тихо сам себе говоришь: «Ну, вот и вся недолга!». Смерть. Тебя уже нет. Найдут через семь минут (испуганно галдя, ворвутся в ванную), уже холодеющим, с разбитой о край унитаза головой. Внезапная смерть. Остановилось сердчишко. Но почему? Ты ведь даже пить почти бросил. В понедельник с утра напиваешься, но зато во вторник уже только чай.
""Эскапизм" это, собственно, такой же сборник рассказов и сюжетов, как мои прошлогодние Вата и Гвозди, но на этот раз рассказы не отдельные, а немножко сливаются друг с другом. Есть пословица "you can't teach an old dog new tricks". Я не изменился, не поумнел, и не выздоровел духовно.То есть — если вы раньше читали Самоеда, Муравьиного Льва и так далее и вам понравилось — вам должен понравиться и Эскапизм. Грязная автобиография + больные выдумки + бессильные, но раздраженные попытки философии".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
"Повесть "Самоед", как понятно из названия — автобиографична. Герой, он же автор — 27-летний алкаш, в высшем мессианском смысле панк, богопомазанный люмпен, мизантроп, планетарный некрофил и т. п. В юности он переехал с родителями в Канаду, где не захотел продолжать обучение, а устроился работать грузчиком. Из-за хронической несовместимости с прочими человеческими особями, а так же по причине некислой любови к питию на одном месте работы он подолгу не задерживался и за десять лет поменял не один склад, разгрузил не одну сотню фур с товарами народного потребления, спрессовал не один десяток кубов одежды (когда работал сортировщиком в Армии Спасения), встретил множество людей, с некоторыми из которых работал в паре, выпил с ними и "сольно" не одну тонну бухла.Обо всём этом есть в повести — главным образом автор пишет о себе и о людях — а люди в Канаде, судя по его напарникам, не менее "весёлые", чем у нас".(с) Леонид Зольников.
Книга «Ватиканские народные сказки» является попыткой продолжения литературной традиции Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла, Даниила Хармса. Сказки – всецело плод фантазии автора.Шутка – это тот основной инструмент, с помощью которого автор обрабатывает свой материал. Действие происходит в условном «хронотопе» сказки, или, иначе говоря, нигде и никогда. Обширная Ватиканская держава призрачна: у неё есть центр (Ватикан) и сплошная периферия, будь то глухой лес, бескрайние прерии, неприступные горы – не важно, – где и разворачивается сюжет очередной сказки, куда отправляются совершать свои подвиги ватиканские герои, и откуда приходят герои антиватиканские.
С интервалом в несколько месяцев автор становится свидетелем двух трагических событий: смерти ребенка, повергшей в неописуемое отчаяние ее родителей, и молодой женщины, матери трех маленьких дочерей, любящей супруги.Один из родственников девочки, погибшей во время цунами, предлагает автору, зная, что тот писатель, написать книгу об этой драматической истории. Предложение прозвучало, как заказ, и автор принял его. Так появилась повесть о дружбе мужчины и женщины, сумевших побороть рак, но ставших инвалидами.
Павел Кренев (Поздеев Павел Григорьевич) – писатель интересный и самобытный. Палитра творческих интересов его необычайно разнообразна и разнокрасочна. Это и глубокое проникновение в людские характеры и судьбы, и отображение неповторимых красок русской природы, великолепия и очарования морских пейзажей. Своими историческими зарисовками он увлекает нас в мир прошлых интереснейших событий. Написанные им детективы, наполненные ошеломляющими деталями, яркими сюжетными поворотами, свидетельствуют о прекрасном знании автором излагаемого материала.Он умеет писать о зверье и птицах как о самодостаточных участниках Божественного мирозданья.
"Перед вами азиатский мегаполис. Почти шестьсот небоскребов, почти двадцать миллионов мирных жителей. Но в нем встречаются бандиты. И полицейские. Встречаются в мегаполисе и гангстерские кланы. А однажды... Однажды встретились наследница клана "Трилистник" и мелкий мошенник в спортивном костюме... А кому интересно посмотреть на прототипов героев, заходите в наш соавторский ВК-паблик https://vk.com/irien_and_sidha по тегу #Шесть_дней_Ямады_Рин.
Кристоф Симон (р. 1972) – известный швейцарский джазмен и писатель.«Франц, или Почему антилопы бегают стадами» (Franz oder Warum Antilopen nebeneinander laufen, 2001) – первый роман Симона – сразу же снискал у читателей успех, разошелся тиражом более 10000 экземпляров и был номинирован на премию Ингеборг Бахман. Критики называют Кристофа Симона швейцарским Сэлинджером.«Франц, или Почему антилопы бегают стадами» – это роман о взрослении, о поисках своего места в жизни. Главный герой, Франц Обрист, как будто прячется за свое детство, в свою гимназию-«кубик».
Гражданские междуусобицы не отошли в историю, как чума или черная оспа. Вирус войны оказался сильнее времени, а сами войны за последние тридцать лет не сделались ни праведней, ни благородней. Нет ничего проще, чем развязать войну. Она просто приходит под окна, говорит: «Иди сюда, парень!», – и парень отправляется воевать. Рассказы Т. Тадтаева – своего рода новый эпос о войне – именно об этом. Автор родился в 1966 году в Цхинвале. Участник грузино-осетинских войн 1991–1992 годов и других военных конфликтов в Закавказье.