Муравьиный лев - [4]

Шрифт
Интервал

Кокаин на морском берегу, миллион долларов в кармане воздушных белых брюк, две–три красотки с вырезанным в детстве головным мозгом, ползущие по тебе как змеи — это, конечно, прекрасно: может быть в эти моменты не надо рая и наступает настоящее счастье, но мне кажется, что настоящее счастье может у лично меня наступить только тогда, когда я выстрелю в упор в харю какому–нибудь менту (у нас в канаде — полицейскому) и брызги и сгустки летящие из его развороченного черепа будут моим триумфом. Это будет моей бутылкой шампанского, которую мне открыли, когда мой гоночный автомобиль обогнал всех и переехал линию финиша. Я достиг всего! Я дал смертельный отпор главной помехе. Я доказал, что я живой. А я действительно живой. Пусть смеются, пусть говорят, что ничего не достиг, пусть пугают скорой смертью от спиртного. Я со всем с этим согласен. Ничего не умею. Но зато: живой. Настоящий. Меня можно потрогать и это будет бледной человеческой кожей с небольшими прыщами тут и там. А если потрогать большинство других….будет то же самое. Но поверьте — это не кожа. Это что–то другое. Они не живые. Их переделало в мертвецов множество вещей. Родной язык, детсады, школы, братья и сестры, родители, телевидение, «дела сердечные», армии, должности, друзья. Как тут не умереть и не разложиться внутри себя под таким шквальным огнем? Как не дать слабину? Я не дал и пока остаюсь живым, но вряд ли кто–нибудь захочет быть на меня похожим… На меня можно смотреть как на обкакавшуюся в парикмахерской старушку (делала химию и подвел древний сфинктер): смешно/жалко/противно. И сильно смердит.

Ну достаточно. Это алкоголь уже успел ударить мне в голову, и я разошелся. Все же — в полиции на меня нет «дела» и меня никогда еще не жарили дубинками. Пока что до меня не добрались. Я пытаюсь быть осторожным… И на свете все таки много живых людей. У меня просто часто вот так сильно все меркнет в голове, как будто бы кто–то выкручивает лампочку в триста свечей и вворачивает сотку. Тогда я начинаю злобно бредить и шарить в поисках любого негативизма. И обязательно нахожу. Его полно вокруг, но он часто маскируется.

Вот я сейчас сяду, облокотившись спиной своей черной куртки о дерево, и вспомню несколько расслабляюще–смешных историй. У меня в наушниках в течении десяти минут будет играть музыка, но это совсем не помешает моим мыслям.

Сквозь ветви кустарника я вижу наш склад инструментов — он чуть вниз по холму, слева от проклятой будки с охранником. Вообще, данная территория — это совокупность множества складов. Если вам интересен английский, склад называют здесь «warehouse». Мебельные склады, пивные склады, откуда свежепривезенное с заводов пиво высылается в магазины… Здесь много всего. Прямо мегаполис (хотя я не знаю, что значит это слово). Мегаполис располагается на холме и поэтому склады расположены в два яруса (мой и пивной — на нижнем). Есть даже маленький мост. За мостом, вдалеке — пристанище пустых фургонов и горы деревянных поддонов (запах плесени и усопшие пауки). И все — территория складов заканчивается. Высокий забор из колючей проволоки — и уже за ним начинается свобода: лесопарк и очень скромная речка посередине. Сейчас туда в темноте летит цапля. Ее лапки аккуратно сложены и параллельны телу. В лесопарке я в свое время так жестоко пил (или даже лучше сказать «пивал»), что угробил здоровье. Но это было давно — в конце 90‑х. У меня были свои секретные места. Большей частью я пил в одиночестве, но были случаи когда ко мне присоединялись.

Если пройти по тропинке вглубь — упрешься в мост, по которому проходит шоссе. Под мостом, в дебрях ежевичных кустов, как в лабиринте жили (живут?) бродяги. Они страшно пачкали и стреляли в свое здоровье разрывными пулями. Иногда в зеленое логово приходили подростки, чтобы напиться, покурить траву или крэк и вступить в половое сношение. Презервативы и ампулы одноразовых шприцов устилали жидкую грязь. Так же часто, как посаженный в грядку лук.

М-да… Было дело. Но я хотел что–то вспомнить… Теперь уже забыл. Ну ничего — вспомню что угодно: например вспомню то, что когда мне было лет восемь и я еще жил в Москве — наша семья выписывала газету «Московский Комсомолец». Наша любимая рубрика была «Хроника прошествий». Она выходила по субботам (наверное и сейчас выходит). Отец после завтрака читал ее нам с матерью вслух. Мы смеялись и обсуждали особенно причудливые убийства, совершенные в пьяном виде. Я ликовал, когда слышал, что тесть, находясь в состоянии алкогольного опьянения, нанес своему зятю двадцать восемь ранений утюгом и потом задушил его утюжным проводом. Мать ахала и качала головой. После, лет в десять, я начал читать хронику сам и страшно удивился: кроме убийств были еще и изнасилования! Мужчины нападали на женщин и творили с ними удивительные вещи! «Неужели два года назад в Москве никого не насиловали?» — думал я. После я понял, что отец просто тактично избегал этой щекотливой темы и пропускал все изнасилования.

Вспомню, как в тринадцать лет я понял, что вор из меня хороший, но я неспособен быть разбойником. Точнее — я могу быть разбойником, но меня обязательно подведет доброта. Она меня просто сгубит. Как–то после школы я и двое моих маленьких друзей решили ограбить троицу десятилетних ребят возле магазина «Детский Мир». Мы уже потратили все ворованные в школьной раздевалке деньги на пиво, сигареты и алкогольные коктейли и нам нужно было купить что–нибудь назавтра, чтобы начать утро не с вонючей алгебры, а с лихого шипения пивной банки на морозном утре.


Еще от автора Всеволод Фабричный
Эскапизм

""Эскапизм" это, собственно, такой же сборник рассказов и сюжетов, как мои прошлогодние Вата и Гвозди, но на этот раз рассказы не отдельные, а немножко сливаются друг с другом. Есть пословица "you can't teach an old dog new tricks". Я не изменился, не поумнел, и не выздоровел духовно.То есть — если вы раньше читали Самоеда, Муравьиного Льва и так далее и вам понравилось — вам должен понравиться и Эскапизм. Грязная автобиография + больные выдумки + бессильные, но раздраженные попытки философии".


Самоед

"Повесть "Самоед", как понятно из названия — автобиографична. Герой, он же автор — 27-летний алкаш, в высшем мессианском смысле панк, богопомазанный люмпен, мизантроп, планетарный некрофил и т. п. В юности он переехал с родителями в Канаду, где не захотел продолжать обучение, а устроился работать грузчиком. Из-за хронической несовместимости с прочими человеческими особями, а так же по причине некислой любови к питию на одном месте работы он подолгу не задерживался и за десять лет поменял не один склад, разгрузил не одну сотню фур с товарами народного потребления, спрессовал не один десяток кубов одежды (когда работал сортировщиком в Армии Спасения), встретил множество людей, с некоторыми из которых работал в паре, выпил с ними и "сольно" не одну тонну бухла.Обо всём этом есть в повести — главным образом автор пишет о себе и о людях — а люди в Канаде, судя по его напарникам, не менее "весёлые", чем у нас".(с) Леонид Зольников.


Вата и гвозди

"Восемь очень коротких рассказов, полустих без рифмы, и два придатка: подростковые стихи и даже несколько детских (я обнаружил у себя большую желтую папку, где было множество скомканных бумажек со старыми-престарыми стихами). За "придатки" прошу не судить строго — я был тогда еще маленький и почти всегда пьяный.Рассказы писались легко и быстро. На все ушло не более недели.Что-то конечно бесстыдная пародия, что-то уже где-то было, но надеюсь, хоть один из рассказов должен кому-то понравиться. Хотел вообще все написать "не про себя" и навыдумывать, но все равно так получилось, что половина всего — чистая автобиография".


Рекомендуем почитать
Твоя улыбка

О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…


Поезд приходит в город N

Этот сборник рассказов понравится тем, кто развлекает себя в дороге, придумывая истории про случайных попутчиков. Здесь эти истории записаны аккуратно и тщательно. Но кажется, герои к такой документалистике не были готовы — никто не успел припрятать свои странности и выглядеть солидно и понятно. Фрагменты жизни совершенно разных людей мелькают как населенные пункты за окном. Может быть, на одной из станций вы увидите и себя.


Котик Фридович

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подлива. Судьба офицера

В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.


Записки босоногого путешественника

С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.


Серые полосы

«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».