Мой дом — не крепость - [40]

Шрифт
Интервал

— Простите, я…

— Ничего. Она мне почти что чужая. Приезжала редко. Навезет подарков, зацелует, затормошит, а назавтра — и след простыл.

— А дедушка?

— Умер. Всем, что имею, я обязан ему.

Наступило неловкое молчание. Сченснович прошелся по комнате, хрустнул пальцами.

— Я вас обманул, — вдруг сказал он.

— Как?.. В чем? — испуганно обернулась Оля.

— Неделю назад я сказал, что мне от вас ничего не нужно. Я солгал…

Она напряглась. Вот оно!

Не раз задавала себе вопрос: к чему в конце концов приведут их странные отношения. Она — школьница, в сущности совсем девчонка, очень средненькая, обыкновенная. Почему же он, видавший виды мужчина, самостоятельный человек, хотя и неустроенный какой-то, мог заинтересоваться ею? И что может выйти?..

Шаги Сченсновича замерли позади нее. Она по-прежнему сидела лицом к окну и была почти уверена, что он смотрит ей в затылок, но ни повернуться, ни встать не могла. Так и не шелохнулась, скованная, оцепеневшая.

— Буду откровенен, — продолжал Герман, — у меня не было недостатка в… назовите, как хотите, — словом, по жизненному опыту я гораздо старше своих лет. Вы поймете… на мне много всякого груза. Больше плохого, чем хорошего… Есть такая пословица: «Блажен, кто смолоду был молод, блажен…»

— …«кто вовремя созрел», — закончила она и не узнала своего голоса.

— Да. Так вот, у меня все было не вовремя. Верней — раньше времени. С восемнадцати жил один, сам себе хозяин. Был и баловнем судьбы, и пасынком. Это — как посмотреть. Во многом разуверился… — Он замолчал и опять щелкнул пальцами. — Наверно, я не то говорю… Что-то в вас меня поразило. Не свежесть, нет, это не такая уж редкость. Не знаю что, но…

Герман наклонился и прикоснулся губами к ее шее.

— Вы мне… нужны… — услышала она его шепот и не успела опомниться, как его сильные большие руки обхватили ее спереди. — Оля…

Он целовал ее лицо, глаза, бессвязно говорил — она не понимала, — застигнутая врасплох, инстинктивно прикрывая руками грудь.

Герман задел сапожок: карандаши и ручки веером раскатились по столу. К ней вернулась способность соображать.

— Пустите меня!.. Да пусти… те же!

Оля вскочила и, вырвавшись, с размаху залепила ему звонкую пощечину.

В этот момент распахнулась дверь и на пороге появилась… Тося, домработница семейства Кочорашвили, которую Оля не однажды видела у Марико.

Тося хмыкнула и сказала басом:

— Вот те раз!

На ней были резиновые сапоги и старая болонья с закатанными по локоть рукавами. Кисти мокрые, распаренные, с розоватыми пупырышками от воды. На шее — монисто бельевых прищепок.

— У нашего квартиранта, видать, гости… — она стрельнула понимающим взглядом в Олину сторону. — А барышня — из молодых, да ранняя…

— Я…

— Чего уж там, — благодушно сказала Тося. — Какое мое дело. Я до вас, — она повернулась к обескураженному Сченсновичу. — Помогните шест поставить. Падает, не держится ни черта, а мне вешать надо…

— Да-да, конечно, я помогу.

Они вышли.

Оля поправила волосы, надела куртку и выглянула во двор. Герман возился с провисшей проволокой, протянутой к соседнему дому, пробуя подпереть ее посередине длинной деревянной жердью с гвоздем на конце. Проволока пружинила, и шест падал. Тося стояла с лоханью, полной белья, уперев ее себе в бок. От белья валил пар.

Оля выскользнула из комнаты и, не оглядываясь, побежала к калитке, в другой угол двора.

* * *

Если бы Петю Влахова спросили, когда они с отцом стали врагами, он не сумел бы ответить. Разве можно сказать наверняка, в какой день и час бесконечные пьяные выкрутасы и измывательства Ивана Никаноровича Влахова-старшего окончательно освободили мальчика от сыновних чувств и довели до нервного потрясения, случившегося с ним лет шесть назад, еще при жизни матери?

Отчуждение росло постепенно, исподволь, накапливаясь, как горький осадок, как накипь на дне сосуда, в котором слишком часто нагревали воду. Воспоминания Пети о том времени, когда они жили все вместе, складывались из непрерывной вереницы обид и унижений, бивших всякий раз по одному и тому же месту, но не задубивших его кожи. Наоборот, она стала только более восприимчивой.

И может быть, именно поэтому Петя, пряча свою беду от друзей и сверстников, имевших вполне трезвых отцов, незаметно выработал ставшую теперь привычной развязно-бесшабашную манеру поведения, которая сыграла роль защитного слоя, не допуская внутрь любопытных.

Мать его, прозрачная, рано постаревшая женщина с испуганным золотушным лицом, страдала тяжкими припадками головной боли и не имела ни сил, ни характера противостоять мужу, словно находившему мрачное удовлетворение в том, что он изо дня в день точил ее мелочными придирками, если бывал слегка под хмельком, а во время запоев закатывал сцены.

Петя не забыл ни одной из них.

…Это было, когда отец уже начал пить почти ежедневно и их семейный бюджет, подорванный пагубной его страстью, трещал по всем швам. Подработав шитьем, мать принесла к ужину кусок ливерной колбасы. У Пети текли слюнки от одного взгляда на ее аппетитный лоснящийся бок. Иван Никанорович сидел насупленный и шумно потягивал носом. Он мало выпил в тот день.

— Иде моя чекушка?

— Ты же кончил ее вчера, — робко отозвалась мать.


Рекомендуем почитать
Взвод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Орлиное гнездо

Жизнь и творчество В. В. Павчинского неразрывно связаны с Дальним Востоком.В 1959 году в Хабаровске вышел его роман «Пламенем сердца», и после опубликования своего произведения автор продолжал работать над ним. Роман «Орлиное Гнездо» — новое, переработанное издание книги «Пламенем сердца».Тема романа — история «Орлиного Гнезда», города Владивостока, жизнь и борьба дальневосточного рабочего класса. Действие романа охватывает большой промежуток времени, почти столетие: писатель рассказывает о нескольких поколениях рабочей семьи Калитаевых, крестьянской семье Лободы, о семье интеллигентов Изместьевых, о богачах Дерябиных и Шмякиных, о сложных переплетениях их судеб.


Мост. Боль. Дверь

В книгу вошли ранее издававшиеся повести Радия Погодина — «Мост», «Боль», «Дверь». Статья о творчестве Радия Погодина написана кандидатом филологических наук Игорем Смольниковым.http://ruslit.traumlibrary.net.


Сердце сержанта

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Саранча

Сергей Федорович Буданцев (1896–1939) — советский писатель, автор нескольких сборников рассказов, повестей и пьес. Репрессирован в 1939 году.Предлагаемый роман «Саранча» — остросюжетное произведение о событиях в Средней Азии.В сборник входят также рассказы С. Буданцева о Востоке — «Форпост Индии», «Лунный месяц Рамазан», «Жена»; о работе угрозыска — «Таракан», «Неравный брак»; о героях Гражданской войны — «Школа мужественных», «Боевая подруга».


Эскадрон комиссаров

Впервые почувствовать себя на писательском поприще Василий Ганибесов смог во время службы в Советской Армии. Именно армия сделала его принципиальным коммунистом, в армии он стал и профессиональным писателем. Годы работы в Ленинградско-Балтийском отделении литературного объединения писателей Красной Армии и Флота, сотрудничество с журналом «Залп», сама воинская служба, а также определённое дыхание эпохи предвоенного десятилетия наложили отпечаток на творчество писателя, в частности, на его повесть «Эскадрон комиссаров», которая была издана в 1931 году и вошла в советскую литературу как живая страница истории Советской Армии начала 30-х годов.Как и другие военные писатели, Василий Петрович Ганибесов старался рассказать в своих ранних повестях и очерках о службе бойцов и командиров в мирное время, об их боевой учёбе, идейном росте, политической закалке и активном, деятельном участии в жизни страны.Как секретарь партячейки Василий Ганибесов постоянно заботился о идейно-политическом и творческом росте своих товарищей по перу: считал необходимым поднять теоретическую подготовку всех писателей Красной Армии и Флота, организовать их профессиональную учёбу, систематически проводить дискуссии, литературные диспуты, создавать даже специальные курсы военных литераторов и широко практиковать творческие отпуска для авторов военной тематики.