Моряк из Гибралтара - [84]
— Ничего не бойся,— ласково сказал я ей.
Она успокоилась.
— Удачное начало,— заметила она,— для охоты на куду.
— Это еще ни о чем не говорит,— откликнулся я.
— Ни о чем? — удивилась она.
Лоран сидел рядом с нами. Но ничье присутствие уже не смущало нас, особенно Лорана.
— А ты действительно крупный специалист по охоте на куду! — Она повернулась к Лорану: — Ты не находишь?
— Я тоже так считаю,— отозвался Лоран, глядя то на нее, то на меня.— Кроме того, любая охота приносит гораздо более ощутимые результаты, если охотишься не в одиночку и, как бы это сказать, с огоньком.
Мы рассмеялись.
— Пожалуй, ты прав,— сказала она.— Я теперь уверена, что имеет смысл брать на борт только выдающихся игроков в покер и великих охотников на куду.
— А великих пьяниц? — поинтересовался я.— Что ты будешь делать с ними?
— Великие пьяницы,— она откинулась на спинку стула и рассмеялась,— составят лучшую службу безопасности.
— Тогда я хотел бы,— заявил я,— стать самым великим пьяницей южных морей.
— Почему? — Она продолжала хохотать.
— Так почему же?
— Не знаю,— пожала она плечами,— откуда мне знать.
— Тогда почему ты смеешься?
— А почему ты спрашиваешь, почему?
Она опять повернулась к Лорану. Между ними давно установились очень теплые дружеские отношения.
— Если не считать меня,— она, по видимости, обращалась к Лорану,— тебе приходилось встречать когда-нибудь большую любовь?
— Мне приходилось видеть нечто подобное,— подумав немного, ответил Лоран,— это достаточно грустное зрелище.
— Ты говоришь о той любви, которой ничто не угрожает и которой, вероятно, ничто не мешает длиться вечно?
— Перемещенной в вечность? — уточнил Лоран.— Похоже, так.
— Вечность — это уж слишком,— заметил я.
— Разве не считается,— медленно произнесла она,— что нет более возвышенного чувства, чем великая любовь? Что, в общем, ничто не может сравниться с нею.
— Часто сменяющиеся маленькие любвишки имеют свои преимущества,— сказал я.
— О, на такие,— весело засмеялся Лоран,— приятно смотреть, это совсем не грустное зрелище.
— Скажите мне,— потребовала она,— что является признаком конца великой любви?
— Но что может помешать этой любви длиться вечно? — заметил я.— Или я не прав?
— Значит, есть что-то, что может помешать,— в голосе Лорана звучала убежденность.
— Никогда бы не подумала,— сказала Анна,— что охота на куду может оказаться такой веселой.
Я был прилично пьян и все время целовал ее. Матросы уже не обращали внимания на нас. Луи и его друг тоже были слишком пьяны, чтобы вообще замечать что-либо. Хотя, впрочем, всем уже надо было разобраться что к чему. Разве нет? Ведь должен же кто-то целовать ее в ожидании моряка из Гибралтара? Разве не для этого я нахожусь здесь? Из всей компании, пожалуй, только малышка Пехл смотрела на нас чуть-чуть настороженно. Она захотела уйти. Анна попросила меня проводить девочку. Я довел ее до самой хижины Луи. Когда я возвратился, веселье еще продолжалось. Матросы во весь голос орали и хохотали, строя предположения — одно бессмысленнее другого — по поводу возможного местонахождения моряка из Гибралтара. Лоран присоединился к их разговору — если можно назвать разговором их оглушительные, нестройные крики — и тоже громко смеялся. Она ждала меня.
Мы подключились к общей беседе, которая продолжалась еще довольно долго. Затем по предложению Бруно, который определенно обрел вкус к радостям жизни, вся команда решила вновь совершить набег на один из борделей города. Они с шумом удалились. На борту остались только она и я.
На этот раз мне подарили долгую-долгую ночь любви. Как будто это было много ночей любви разных мужчин и разных женщин. Я открывал все новые ее черты и будто сам менялся вместе с ней. Наша фантазия оказалась поистине бесконечной, наслаждение оборачивалось все новыми гранями, открывало все новые свои оттенки. Только любовь оставалась все той же — о какой я прежде и не мечтал никогда…
Нет, у меня нет слов, чтобы объяснить, как это было. Да и нет в том нужды: вы либо сами знаете, что я имею в виду, либо, если еще не испытали такого, все равно меня не поймете.
В Леопольдвиль мы пришли через три дня после выхода из Котону. Наше прибытие совпало с самым жарким временем года. Город заволакивал низкий белесый туман. Несколько раз в день гроза разрывала его, рассеивая минут на двадцать. Затем он снова сгущался. Сочетание большой влажности с беспощадной жарой тяжело сказывалось на людях, затрудняя дыхание. На город постоянно обрушивались вихри теплой воды. Дышать становилось легче. Но потом вновь формировалась серая туча и люди снова ожидали грозу. Это был богатый город с широкими проспектами. Мы видели здания в тридцать этажей, банки, обилие полицейских на улицах. Щедрая земля колонии славилась алмазными месторождениями. Тысячи чернокожих в поисках алмазов рыли эту землю, дробили, просеивали ее, зарываясь в глубокие подземные галереи, чтобы вдова Нелсон Нелсона могла бы украсить ими свои пальцы. Черная Африка совсем близко подходила к городу, пугая обывателя. По ночам она таинственно сверкала, отливая безжалостным зеленоватым блеском. Но ее держали в страхе. Если бы не страх, город очень скоро пришел бы в упадок и лианы оплели бы его небоскребы. Однако в момент нашего пребывания там Леопольдвиль еще царствовал в Африке к полному спокойствию мадам Нелсон Нелсон.
