Моряк из Гибралтара - [71]

Она рассмеялась.

— Разве не все равно, где находиться, там или здесь,— философски изрек Эпаминондас.

— Будем надеяться, что ты прав… Больше всего ему бы подошло,— сказала она,— стать молочником в Дижоне [14], а я бы продолжала путанить по океанам в поисках великого человека.

— По океанам или где-то в другом месте,— расхохотался Эпаминондас.

Все засмеялись, даже матросы за другими столиками.

— Лучше в Дижоне,— сказал я.

Она снова засмеялась. Эпаминондас не понял, и как это бывало с ним всегда, на его лице появилось нечто похожее на ужас.

— Это такой стиль разговора,— пояснила она.

— Ты теперь позволяешь себе такие шутки?

— Но ведь это шутки.

— Я думаю,— сказал Эпаминондас, внезапно погрустнев,— мне стоит сойти в Танжере [15].

— Я пошутила,— попыталась успокоить его она,— ты стал слишком обидчив.

— Представляю, какой у тебя будет вид,— заметил Эпаминондас,— если он у эуэзов.

— Это ее проблемы.— Перспектива подобной встречи вызвала у меня приступ неудержимого, безумного хохота.

— Ты должен уяснить себе,— сказал Эпаминондас,— что существуют легкоранимые люди и что я, если угодно, сомневаюсь в исходе путешествия.

— А я пытаюсь рассмотреть возможность скорейшего списания на берег.

— Да,— прыснул Эпаминондас,— что-то тогда будет!

— Придется последовать за Нелсоном и его подшипниками.

— Вы забыли обо мне,— сказала Анна.

— Ни в коем случае,— ответил я.

— Ты не была такой,— изо всех сил старался сохранить на лице серьезную мину Эпаминондас,— ты изменилась, и не в лучшую сторону. Перестав сдерживаться, он чуть не задохнулся от смеха.— Кончай свои путешествия, и домой, как все люди. А я — добавил он,— останусь в Котону [16] и буду охотиться на куду.

Он повернулся ко мне, как будто вспомнив что-то, и она тоже. Он казался несколько смущенным. Я посмотрел на нее.

— А ты? — робко спросил Эпаминондас.— Что ты?..

— Кто знает,— ответил я.

Все замолчали. Ее большие прекрасные глаза смотрели печально и чуть отрешенно. Собеседники ждали, чтобы я сказал что-нибудь. Но я ничего не сказал.

— Я, во всяком случае,— снова начал Эпаминондас очень тихо,— останусь в Котону охотиться на куду. Постараюсь брать их живьем, а потом буду продавать в зоопарки.

— В Котону,— выдавил я с трудом,— не водятся куду.

— Зато в Замбези,— возразил он,— их целые стада.

— А если живьем не удастся,— произнесла Анна,— тогда что с ними делать?

— Ты должна бы знать это,— сказал я.

— Почему ты решил, что она должна знать? — спросил Эпаминондас, сбитый с толку.

— Не пытайся понять,— обратилась она к нему,— он сказал так потому, что я охочусь за моряком из Гибралтара. Это намек.— И миролюбиво продолжила: — Так что с ними делать? Их едят?

— Конечно,— ответил Эпаминондас,— едят. А потом ведь есть еще рога, шкуры, ну, не знаю, что еще… Надо действительно ни черта не смыслить в охоте, чтобы задавать такие вопросы.

— Куду,— объяснил я ему,— редкое животное. Охота на редкое животное — великая охота.

— Тем лучше,— хохотнул Эпаминондас, который, наконец, все понял.

Анна добродушно посмеялась над Эпаминондасом. Но затем сразу погрустнела.

— Я все чаще думаю о смерти. Должно быть, старею,— заметила она печально.

— Это не потому, что стареешь,— сказал Эпаминондас с пониманием.

— Надо, чтобы поскорей наступило утро,— усмехнулся я.

Анна расхохоталась.

— Надо было сразу сказать,— вздохнул Эпаминондас,— что я вас смущаю.

— Если кто и смущает нас, как ты говоришь,— заметила Анна,— то только не ты.

Эпаминондас понял и принял негодующий вид, правда не слишком.

— Не буду настаивать,— сказал он.— И все-таки ты здорово изменилась.

Весь день я пытался углубиться в чтение, но без особого успеха. После полудня я поднялся в бар в надежде найти Эпаминондаса. Он тоже пытался читать, развалясь в кресле. Она разговаривала с моряками о предстоящей погоде в Атлантике. Когда я вошел в бар, все обратили на меня внимание. Некоторые, вероятно в том числе и Бруно, несомненно решили, что наступил критический момент моего пребывания на судне и я не пойду с ними в Дагомею. Но я ясно видел, что подобное двусмысленное положение отнюдь не смущало ее, скорей напротив, она испытывала какое-то мазохистское удовольствие и желала продлить его. Пройдя через бар, я направился на мостик. Вскоре ко мне присоединился Эпаминондас, чем я остался весьма доволен. Мы хорошо понимали друг друга, а мне очень хотелось поговорить.

— Ну как, все в порядке? — спросил я.

— Я хотел немного разобраться в библиотеке,— ответил он,— но это не так-то просто.

— Кому здесь нужен порядок в библиотеке?

— Как знать, может, она снова возьмет с собой какого-нибудь мыслителя, как это было уже однажды.

Мы расхохотались. Между нами царило полное взаимопонимание.

— Мне нечем заняться,— продолжил он.— Здесь нет работы для меня. А впрочем, я особенно никогда не любил работать.

— И я тоже. Но не исключено, что когда-нибудь…

— …Ты займешься настоящим делом,— закончил он, смеясь.

— Когда мы будем в Гибралтаре? — спросил я.

— Завтра утром, на рассвете. В первый раз это произвело на меня незабываемое впечатление.

— Что ты думаешь об этом?

— О чем, о Гибралтаре?

— Есть у нее хотя бы малейший шанс?

— А на кой черт тогда вообще все, если нет шанса? — возмутился он.