Моряк из Гибралтара - [68]

— В Константинополе,— оживился Эпаминондас,— все держалось на волоске. У тебя не хватило усердия.

Она бросила на меня затуманенный взгляд.

— Если у меня и есть что-то в избытке,— отчетливо произнесла она,— так это усердие, но кому это надо…

— Можешь говорить все, что хочешь,— у Эпаминондаса опять появилась навязчивая идея,— в Константинополе все было почти на мази.

Он разволновался.

— А зачем тебе все это, ради чего ты так стараешься? — спросил я.

— Я мог бы спокойно жить. Я был еще совсем молод, когда появилась она, оторвала меня от семьи, посадила на яхту, и вот с тех пор…

— На волоске,— прервала его Анна.— Я не согласна с тобой, после трех лет поиска ничто не могло остановить меня. Что такое Константинополь? Если бы ты не побывал там, мне бы не пришлось болтаться по океанам…

— Пока она не найдет его,— объяснил мне Эпаминондас,— я не смогу успокоиться.

— Не столько из-за борделя,— продолжала она прерванную мысль,— сколько из-за желания видеть то, что хотелось…

— Точно,— лицо Эпаминондаса осветилось,— когда я рассказал ему эту историю, он тут же признался, что это он. Но мне показалось, что это слишком… меня насторожило то, чем он занимался. Когда ты собралась ехать туда, я тебе ничего не сказал, ведь я ему набил морду. У него даже остался шрам.

— Вот уж глупо,— засмеялась она,— чтобы еще больше осложнить события…

— Теперь я больше ничего не расскажу. Но все равно ты всегда будешь ждать моей телеграммы.

— О, вот уж чего не надо делать.

Но, судя по всему, Эпаминондас преследовал еще какую-то цель. Он не высказывался пока напрямую, но старался подвести ее к этому.

— Уверена, что Пьеро сейчас на своем семнадцатом километре пребывает в расстроенных чувствах.— Она посмотрела на меня и тихо засмеялась, как будто сказала что-то забавное [8].

— Во всяком случае,— добавил Эпаминондас,— никто не смог бы сделать большего за стоимость бензина.

Она склонилась к нему и произнесла с большой нежностью:

— Не похоже, чтобы ты был доволен своей работой. Что-то тяготит тебя, расскажи.

— Надо рассказать,— попытался убедить его я.— Если не ей, кому же еще ты можешь поведать свою печаль?

— Конечно, я недоволен, но мне нечего рассказывать,— ответил Эпаминондас и после непродолжительной паузы с удовольствием выпалил: — Считаю, что тебе надо искать его в Африке.

Воцарилась тишина, вполне соответствующая подобному заявлению.

— Вот это здорово! Африка! — воскликнула Анна.

— Может, ты все же уточнишь?

И он уточнил. Уточнение длилось около получаса. Мы плохо слушали его, она и я, потому что думали совсем о другом.

А его план заключался в том, чтобы отправиться в Дагомею и там отыскать бывшего матроса с яхты, которого звали Луи и который был родом из Марселя. Порывшись в памяти, она вспомнила его. На прошлой неделе Луи написал Эпаминондасу, советуясь с ним по поводу некоего Жеже, с которым он познакомился в Дагомее, побывав в племени эуэзов в районе Абомея [9], и который, по утверждению Луи, и является моряком из Гибралтара. Эпаминондас пока еще не ответил Луи, потому что считал своим долгом сначала поговорить с Анной. Он рассказал нам об этих эуэзах. Рассказал о них очень подробно. Это племя земледельцев-кочевников, которое часть года живет на плоскогорье Атакоры. Это очень красивое место, там много озер и куду [10], они совсем маленькие, но все же… В общем, он не знает, насколько обоснованны доводы и стоит ли отправляться туда. Она сама должна решать. Конечно, это далеко… вот, теперь он рассказал все…

Он говорил долго, смешивая описание прелестей куду с достоинствами моряка из Гибралтара. Слишком долго. А мы все это время смотрели друг на друга. Но, увлеченный эуэзами, он ничего не замечал.

— А почему бы и нет? — сказала она наконец.— Кстати, а почему бы тебе не отправиться с нами?

— Не знаю,— робко произнес Эпаминондас…

— А что, дело в твоем грузовике? — спросил я.

— Речь не обо мне…— сказал он.

Я прекрасно понимал его. Конечно, он хотел этого. Внезапно заявив, что должна немного подумать, она оставила нас. Ее уход несколько обескуражил Эпаминондаса. Я тоже отправился к себе в каюту, оставив его наедине со своим удивлением. В каком-то смысле жребий был брошен. Мне не хотелось уточнять в каком. Мы отправляемся в Центральную Африку. Засыпая, я видел себя в зеленой саванне, кишащей антилопами куду.

Спал я долго. Проснувшись только перед ужином, я сразу же поднялся в бар, где находился только Эпаминондас. Разлегшись на двух креслах, он крепко спал. Я зажег свет. Эпаминондас засопел, но не проснулся. Плита была выключена. Ужин не готовили. Я сбежал в трюм и увидел там оба автомобиля. Потом медленно снова поднялся в бар, разбудил Эпаминондаса и спросил у него, где она. Он ответил мне, что в своей каюте. Я это и сам знал.

— Она там,— сказал он,— значит, еще не закончила размышлять, идти или не идти в Дагомею. Как будто над такими вещами стоит долго раздумывать.

Он сообщил мне, что, после того, как я ушел, она вернулась и дала до полуночи всему экипажу свободное время. Она сказала, что ночью мы отходим, но не уточнила куда. А потом опять ушла в свою каюту.

— Я жду, когда она окончательно все обдумает, чтобы знать, предупреждать ли мне бригадира.