Моряк из Гибралтара - [63]

Я вспомнил, что, по ее словам, это третье послание Эпаминондаса за последние два года. Я поверил ему и в его искренность. Думаю, что и она тоже. Если он и казался немного смущенным, то, наверное, потому что все-таки в его истории была известная неопределенность, и он боялся, что его рассказ не убедил ее.

Уставясь в пол, он ждал, что она скажет. Она начала задавать ему обычные вопросы.

— Он брюнет?

— Брюнет. Волосы немного вьются.

— А глаза?

— Очень голубые.

— Совсем-совсем голубые?

— Просто голубые, я особенно не присматривался. Ну да… совершенно голубые.

— Ну-ну.— Она задумалась на некоторое время.— Настолько голубые, что ты сразу же заметил это?

— Сразу же. Как только я увидел его, сразу подумал: редко можно встретить такие голубые глаза.

— Голубые, как твоя рубашка или как море?

— Как море.

— А какого он роста?

— Трудно сказать. Немного выше меня.

— Встань.

Она тоже встала. Они встали рядом. Анна оказалась выше Эпаминондаса примерно на полголовы.

— Я его настолько же ниже, насколько ты меня.

Она приложила руку к уху Эпаминондаса и долго глядела.

— Было бы странно, если бы ты ошибся,— сказала она наконец, после чего, немного подумав, спросила: — А голос?

— Такой, как будто у него легкий насморк.

Я хмыкнул. Эпаминондас тоже. Она оставалась серьезной.

— Это ты тоже сразу отметил?

— Да, я заметил это сразу.

Она приложила руку ко лбу.

— Ты не разыгрываешь меня?

Эпаминондас не ответил. Мы увидели, что она очень побледнела. Это случилось после того, как он сказал про голос. Никто уже не смеялся.

— А почему бы и не станция техобслуживания,— тихо произнесла она.

Анна встала и заявила, что поедет туда. Она спустилась в трюм через люк, находившийся недалеко от двери в бар. В трюме стояли два автомобиля. Я спустился следом за ней. Эпаминондас, поколебавшись, сошел на пристань, сказав, что предупредит Лорана, чтобы тот открыл панель. В трюме было очень темно. Она не зажгла свет. Внезапно обернувшись, она бросилась в мои объятия. Она сильно дрожала, и я подумал, что она плачет. Я поднял ее голову и увидел, что она смеется. Мы выпили только одну бутылку шампанского, а ей нужно гораздо больше, чтобы опьянеть. Глухой шум, возникший в трюме означал, что заработал зубчатый механизм; Лоран открывал панель. Она так и стояла, прижавшись ко мне, а я никак не мог отпустить ее. Панель начала приоткрываться. В трюме стало посветлее. Мы по-прежнему стояли обнявшись. Она все смеялась, а я не отпускал ее. А так как она закрыла глаза, то не видела, что панель открывается все больше и больше, и сейчас мы окажемся на виду у всех. Я попытался легонько отстранить ее, но мне это не удалось. Два дня мы не спали вместе. А тут над панелью, как отрезанная, появилась голова Эпаминондаса. Я резко оттолкнул Анну. Эпаминондас смотрел на нас. Потом он отвернулся и исчез. Она направилась к одному из автомобилей, который находился в нескольких метрах от выхода из трюма, перед панелью. Чтобы подойти к этой машине, ей пришлось обойти вторую, которая загораживала проход. Она толкнула ее и плашмя упала на крыло. И вместо того, чтобы встать, осталась лежать, обхватив крыло руками. Лоран и Бруно смотрели на нее через открытую панель, затем снова появился Эпаминондас. Она лежала на крыле машины, вцепившись обеими руками в его края, и я подумал, что она отдыхает, ей так нужно… У меня даже не возникло мысли прийти ей на помощь. Бруно закричал, и тогда я испугался, бросился к ней и снял ее с крыла машины, спросив, не ушиблась ли. Она ответила, что нет. Села в автомобиль и завела мотор, лицо ее казалось сосредоточенным и спокойным. И тогда мне по-настоящему стало страшно. Я громко позвал ее. Может, из-за шума мотора, но создавалось впечатление, что она ничего не слышит. Я крикнул еще раз. Она проехала по панели, которая служила пандусом между полом трюма и берегом, и помчалась дальше. Я побежал за ней, в последний раз прокричав ее имя. Она не остановилась, исчезнув за воротами причала. Я вернулся, сел в другую машину и включил двигатель. Быстро подбежал Лоран, за ним Эпаминондас и Бруно. Они слышали, как я звал ее.

— Что случилось? — спросил Лоран.

— Поеду за ней.

— Мне поехать с тобой?

Я не хотел этого. Эпаминондас имел такой вид, будто только что очнулся от долгого сна. Он стоял перед автомобилем.

— Ну так что? — сказал Бруно.— Это явилось бы…

— Доказательством,— изрек Эпаминондас, показывая на меня с видом одновременно растерянным и гордым.

Я крикнул, чтобы он пропустил меня. Лоран взял его за руку и отвел в сторону. Я услышал, что Бруно сказал Эпаминондасу: «Пусть они сами выкручиваются». А Лоран, как мне показалось, обругал его.

Я догнал ее на выезде из Сета, на узкой улочке с максимально ограниченной скоростью из-за близости рынка, и поехал вслед за ней. Она не видела меня, ибо все ее внимание поглощала ночная толчея. Вела она машину хорошо — ловко и точно. В какой-то момент я оказался всего в двенадцати метрах от нее. Началась дорога на Монпелье. Она нажала на газ. Ее машина была бесспорно мощнее моей, но все же мне удавалось не увеличивать разрыва больше, чем на двести метров. Я не знал, почему еду за ней, скорее всего потому, что ожидание на яхте представлялось мне невыносимым. Я хорошо видел ее, особенно когда сокращал разрыв в расстоянии до пятидесяти метров. Ее волосы стягивала зеленая косынка; между косынкой и черным пуловером виднелась шея, и мне захотелось задушить ее.