Моряк из Гибралтара - [56]

Как только он появился из вращающейся двери, я почувствовала пронзительную боль в сердце. Я узнала эту боль. Она посещала меня всегда в связи с ним; в первый раз я испытала ее, когда увидела его на палубе «Кипра», всего черного от мазута, блестевшего на солнце. Но в кафе я потеряла сознание. Думаю, мой обморок длился не дольше, чем ему потребовалось, чтобы дойти от двери до моего стола. К реальности меня вернул его голос. Он сказал такое, чего я ни разу не слышала от него. Его голос звучал немного надтреснуто. Раньше я никогда в жизни не теряла сознания. Когда открыла глаза и увидела его, наклонившегося надо мной, то едва поверила в это. Помню, взяла его за руки. И тогда он повторил: «Любовь моя». Как странно и неожиданно прозвучало это признание!

Я смотрела на него — он выглядел не так, как во время нашей последней встречи.

На этот раз он был лучше одет, почти в новый элегантный костюм. Он был без плаща, но с шарфом на шее. Но, видимо, он опять недоедал, так как сильно похудел. «Скажи что-нибудь»,— попросил он. Я не знала, что сказать. Чувствовала себя совершенно разбитой. Я смотрела на него и думала, что для того, чтобы увидеть его, я убила своего мужа. Мне стало это совершенно ясно именно в тот момент, но не испугало меня. Меня потрясло только, что я так люблю его. А он, грубо повторив: «Ты должна говорить»,— больно взял меня за руку. Я сказала: «Мне больно». Это были первые слова, которые я произнесла, но точнее не могла бы выразиться. Он отпустил мою руку и, улыбаясь, стал смотреть на меня, приблизив свое лицо к моему насколько возможно, и мы поняли, что нам нечего бояться. Что даже смерть, которая теперь стоит и всегда будет стоять между нами, не имеет значения. Он спросил меня: «Ты оставила его?» Я утвердительно кивнула. Он удивленно посмотрел на меня, как, наверное, не смотрел никогда.

Я помню неоновый свет в кафе, такой яркий, что нам казалось, будто мы сидим под светом прожекторов. Его вопрос о муже поразил меня. Он спросил еще: «Почему именно сейчас?» Я объяснила, что больше не хочу жить в Лондоне. Он опять взял мою руку и сжал ее. Его рука была холодной, потому что он пришел с улицы и у него не было перчаток. Он сказал: «Мы долго не виделись». Его рука лежала на моей, и я отчетливо поняла, что я в его полной власти, ничего не надо делать и все мое счастье, равно как и несчастье, зависит только от этого человека. Я сказала ему, что в любом случае, рано или поздно, сделала бы это. Он взял бокал шампанского и одним глотком осушил его. Я продолжала: «Он часто впадал в уныние, его поддерживали только бесконечные развлечения…» Он прервал меня: «Замолчи. Чудно, что я захотел тебя увидеть». Больше мы не смотрели друг на друга. Мы откинулись на спинку сидений и смотрели на вход, отражавшийся перед нами в зеркале. Кафе постепенно заполнялось. Становилось шумно. По радио передавали патриотические песни. Чувствовалось, что наступил мир. Я сказала: «Вообще-то наш брак был довольно странным, непохожим ни на что другое».

Он ответил, что находился в Тулузе и узнал об этом из газет. Не знал, в Париже ли я, но все же приехал туда. Я сказала, что мне ничего не оставалось делать, кроме как выйти замуж. Но он продолжал о своем. По его словам, когда он вернулся в порт, «Кипр» уже полчаса как ушел. Всю войну с самой встречи в Марселе он не переставал думать обо мне. «Потерял ли я что-то? Я приобрел. Когда я уехал, я только приобрел».

Он засмеялся немного смущенно. «Ну что ж…» — вздохнула я и тоже засмеялась. «Ты не веришь?» — «Я знала, что это произойдет не в том, так в другом порту». Сам он не думал так, играл в покер и не следил за часами. А когда один из игроков упомянул о времени, он бросил карты и помчался к причалу. Я сказала ему: «Ты ужасный человек».— «Даже если бы я успел к отходу, что изменилось бы?» Я не ответила.

Я вспомнила кое-что и сказала ему: «Ты знаешь, его звали Нелсон Нелсон, и он был королем шарикоподшипников». Он остолбенел от удивления, его глаза расширились. Потом он разразился хохотом. «Нет… и несколько раз повторил: — Король шарикоподшипников». Я заметила, что если бы он читал газеты, то бы знал. «Но я же скрывался, откуда мне знать?» И опять стал смеяться, уже не глядя на меня; я тоже не могла удержаться от смеха. Он спросил: «Ты уверена?» Я сказала, что уверена, но не абсолютно, кто может придумать такое — «король шарикоподшипников?» Он восхищенно повторял: «Нелсон Нелсон»,— и вновь хохотал как безумный. Мне нравилось смотреть на него…

«Голова почти на плахе, а я еще в состоянии смеяться»,— сказал он. «Твоя голова уже давно должна была скатиться на тело короля подшипников». Мы опять закатились от смеха. «Это точно, а также на короля дураков,— и, переводя дыхание, добавил: — Пожизненное заключение за убийство короля дураков. Ах! Если бы я знал — это король дураков…» — «Что бы ты сделал?» Он определенно не знал, но позволил бы ему спастись. Короля шарикоподшипников не убивают — это слишком серьезно. Когда он успокоился, я сказала, что мои друзья тогда отказались от его товарища [7]. Наш разговор шел по параллелям. «Даже если бы я прибежал вовремя, что из того?» Я объяснила ему: никогда не искала беспечной, благополучной жизни, твердой зарплаты, развлечений и всего остального. Он сказал, что хорошо знает это, но, бывает, теряешь все в мгновение ока. А потом медленно и раздельно произнес, что только после Шанхая понял… и начал подыскивать слово. Я прервала его: «После того, как ты дал мне фотографии в Марселе, что помешало тебе найти меня, тоже покер?» — «Нет». Оказывается, на следующее утро еще до открытия он уже торчал на почте, заказал Париж и очень долго ждал связи. А когда ему дали Париж, нажал на рычаг. Вот и все. Нет, он очень хотел позвонить. Ведь эти годы у него не было женщины. Я никогда не требовала других объяснений. Подождав немного, я спросила: «А теперь»? — «Я снял комнату в отеле.— Я покраснела, когда он внимательно посмотрел на меня.— Только для того, чтобы встретиться с тобой. Как ты прекрасна!» И, помолчав, добавил, что всегда стремился ко мне и хотел только меня. Вот и все.