Мисс Брейсгёдл исполняет свой долг - [5]

Мисс Брейсгёхт в панике смотрела на него, повторяя почти шепотом:

— Monsieur!.. monsieur!..

Она на цыпочках приблизилась к кровати. Волосы и усы мертвеца на фоне серой восковой кожи казались неестественно черными. Рот был слегка приоткрыт, а лицо, на котором при жизни, вероятно, играли сильные страсти, казалось теперь совершенно мирным и ко всему безразличным.

Казалось, она созерцает черты человека через какой-то огромный промежуток времени, черты существа, которому всегда были чужды мирские тревоги.

Но, осознав наконец всю непоправимость случившегося, маленькая мисс Брейсгёхт закрыла лицо руками и пробормотала:

— Бедняга… Бедняга…

Насколько же ничтожной показалась ей в этот момент ее собственная беда! Ведь то, что коснулось ее сейчас, было несравненно более великим и всеобъемлющим. Почти инстинктивно она опустилась на колени перед кроватью и стала молиться.

Необычное спокойствие и отрешенность снизошли на нее. Бремя собственного несчастья показалось ей призрачным — каким-то пустячным, тривиальным, чуть ли не комическим эпизодом, чем-то таким, что можно легко объяснить.

Другое дело этот мужчина — хорошо ли, плохо ли, но человек этот жил — и вот предстал перед своим творцом. Кем же он все-таки был?

Ее размышления прервал какой-то резкий звук. Кто-то бросил на пол за дверью пару тяжелых башмаков. Она вздрогнула, приняв его за стук в дверь или попытку открыть ее. Однако «башмаки» затопали дальше по коридору, и ее словно кинжалом кольнула мысль о том, что положение ее по-прежнему выглядит опасным. Здесь ей ни в коем случае оставаться нельзя. Необходимость выбраться стала еще настоятельней.

Быть обнаруженной посреди ночи в комнате незнакомого мужчины уже само по себе плохо, но, чтобы тебя застали в комнате мертвого мужчины, это уж совсем никуда не годится. Ее, конечно же, обвинят в убийстве. Да, именно так — ну как она объяснит случившееся с нею этим иностранцам? Боже милостивый, они же ее повесят! Нет, гильотинируют — во Франции казнят именно так. Отхватят ей голову огромным стальным ножом. О небо! Она представила себе, как стоит с завязанными глазами рядом со священником и палачом в красном колпаке, совсем как этот человек у Диккенса — как бишь его?.. Сидни Картон, да-да, и, прежде чем взойти на эшафот, он сказал: «По крайней мере, это гораздо лучше всего того, что я делал раньше».

Нет-нет, она бы такого не сказала. Уж это-то наверняка было бы гораздо хуже всего, что она делала раньше. Что же тогда будет с ее дорогим братом-настоятелем? И с девушкой, прибывающей завтра из Парагвая? И со всеми милыми ее сердцу людьми и друзьями в Изингстоке? С ее любимым Тони, серим полосатым котом? Нет-нет, если только этого можно избежать, она не даст им отхватить ей голову — теперь это ее долг. Здесь в комнате от нее все равно никакого толку. Возвращать мертвых к жизни ей не по силам. Единственная ее миссия — бежать. Сюда в любую минуту могут войти. Горничная, «башмаки», хозяин гостиницы, жандармы… И стоило ей только вообразить жандармов с саблями и блокнотами, как сил у нее сразу прибавилось. Она была уже на грани отчаяния. К счастью, ей больше не надо было думать о свете. Она снова бросилась к двери и попыталась открыть ее, просовывая пальцы в притвор. Но пальцам стало больно, и она прекратила эти попытки. Чтобы вырваться отсюда, надо подумать, причем подумать основательно. Только не спешить и не делать глупостей, все нужно как следует оценить и спокойно наметить план действий.

Она внимательно осмотрела замок. Скважины для ключа никакой не было, зато была задвижка, на которую гость мог закрыться изнутри, снаружи же дверь вообще не запиралась. Ах, ну почему этот бедняга не запер за собой вечером дверь? Тогда бы ничего этого не произошло. Она снова заглянула в отверстие для ручки — до стального штыря было с полдюйма. Тому, кто будет проходить мимо, сразу же бросится в глаза, что ручка стишком уж выехала наружу. Мисс Брейсгёдлт вытащила из волос шпильку и с ее помощью попыталась подтянуть конец штыря к себе, но добилась лишь того, что он ушел еще дальше. Она прямо почувствовала, как бледнеет и как ее охватывает странная слабость.

Нет, нет, только не сдаваться, нужно бороться за жизнь! Она заметалась по комнате как попавший в западню зверь, пытающийся использовать для побега малейшую щель. Окно было без балкона, а до земли пять этажей. Занималась заря. Гостиница и город скоро проснутся. Значит, выбраться отсюда надо прежде, чем это произойдет. Она снова подошла к двери и внимательно осмотрела замок. Потом — так же внимательно — вещи мертвеца: его бритвы, щетки, письменные принадлежности. Этих последних у него было как будто довольно много: ручки, карандаши, ластики и сургуч… Сургуч?

Необходимость и впрямь мать изобретательности. Во всяком случае. Миллисент Брейсгёдл, которая в жизни отнюдь не отличалась изобретательностью, никогда бы не выдумала это остроумное приспособление, если бы не страх, что положение ее совершенно безвыходное. Ибо вот что в конце концов она сделала. Она взяла коробок спичек, свечу, брусок сургуча и шпильку для волос. Она растопила на огне немного сургуча и окунула в него конец шпильки. Шпильку с каплей расплавленного сургуча на конце она сунула в отверстие и дала сургучу застыть на стальном штыре. После седьмой попытки ей удалось заставить эту штуку двигаться. Ей понадобилось час и десять минут, чтобы вернуть стальной штырь на место, а когда она наконец смогла ухватиться за него ногтями, она буквально разрыдалась — сказалось физическое напряжение. Очень, очень осторожно она потянула штырь на себя и, придерживая его крепко левой рукой, правой надела ручку и медленно повернула. Дверь открылась!