Мисс Брейсгёдл исполняет свой долг - [4]

«Прошу тебя, господи, избавь меня от напастей и бед этой ночи!»

И лежа молча и без движения, странно успокоенная чтением молитвы, она подумала: «В конце концов, дело не в позе, а в том, что происходит глубоко внутри нас».

Впервые в жизни она начала размышлять над церковными догмами и церемониями, чуть ли не ставить их под сомнение. Если поза не имеет значения, тогда зачем же… храм, ритуал и вообще церковь? Разумеется, ее дорогой брат не может ошибаться, церковь очень стара, до того стара, что уходит корнями в далекое прошлое человечества, только ведь… внешние формы могут быть обманчивы. Взять хотя бы ее теперешнее положение. Всего лишь одним нелепым легкомысленным действием она выставила себя перед целым миром нарушительницей всех десяти заповедей.

Она попыталась вспомнить хотя бы одну, в пренебрежении которой ее нельзя было бы упрекнуть. Увы! Все они, включая непочтение к отцу и матери, лжесвидетельство, воровство, пожелание… мужа ближней своей! Ничего хуже этого последнего и не придумать. Бедняга! Ведь вполне возможно, что это какой-нибудь достойный, почтенный женатый господин, имеющий детей, а она… она могла скомпрометировать его! Ну почему она не закричала! Поздно! Слишком поздно!

^{_{Кадр из экранизации рассказа в сериале «Alfred Hitchcock Presents» (s03e18, 2 февраля 1958). В главной роли — Милдред Нэтвик (Mildred Natwick)}}

Она вдруг стала ощущать неудобство, духоту, к тому же почувствовала сквозняк, а пол с каждой минутой становился все жестче. Она осторожно переменила положение тела и подавила желание кашлянуть. Она слышала, как стучит ее сердце. Она снова и снова возвращалась мыслями к тому, что и как она делала после выхода из ванной. Эта комната, скорей всего, находится рядом с ее комнатой. Наверное, очень неудобно, когда по одну сторону коридора двадцать комнат, и асе совершенно одинаковые — как же тут запомнить, какой номер твой — 115 или 116?

Ей невольно вспомнились школьные годы. Считать она никогда особенно не любила. Ей не нравились ни геометрия, ни те предметы, в которых встречались всякие там углы и уравнения — такие ненужные, они абсолютно никуда не вели. Вот историю она любила, а еще ботанику, любила читать о разных заграничных странах, хотя ей всегда не хватало смелости куда-нибудь поехать. А жизнеописания великих людей — до чего же это увлекательно! — Оливер Кромвель, лорд Биконсфилд, Линкольн, Грейс Дарлинг — вот вам героиня! — а еще генерал Бут, великий и прекрасный человек, пусть и чуточку вульгарный. Она вспомнила, как старая мисс Тримминг рассказывала о нем однажды на приеме в саду у викарии Сент-Брайда. Она говорила так увлекательно. Она… Господи, помилуй!

Миллисент Брейсгёдл вдруг громко чихнула!

Это конец! Вот уже второй раз за эту ночь у нее чуть не остановилось сердце. Второй раз за ночь она была настолько парализована страхом, что потеряла рассудок. Сейчас она услышит, как мужчина поднимется с постели. Он подойдет к двери, включит свет и поднимет подзор. Она с ужасом представала себе его усатое лицо: он свирепо взирает на нее сверху и что-то бормочет по-французски. Он протягивает руку и вытаскивает ее из-под кровати. А потом — Боже милосердный! Что же будет потом?..

«Но я еще успею закричать. А может, лучше крикнуть прямо сейчас? Если он вытащит меня, он зажмет мне рот ладонью. А вдруг у него хлороформ…»

Однако крикнуть она почему-то не могла. Слишком уж она была напугана. Мисс Брейсгёдл подняла бахрому и прислушалась. Не крадется ли он, чего доброго, по ковру? Вроде бы нет, но как знать? Сейчас могло произойти что угодно. Он мог ударить ее сверху — например, одним из своих тяжелых ботинок. Но нет, ничего как будто не происходило, однако томительное ожидание было непереносимо. А целую такую ночь она тем более ни за что не вынесет. Пусть все что угодно — позор, тюрьма, даже смерть, но только не это. Надо выбраться из-под кровати, разбудить мужчину и попытаться как-нибудь все объяснить.

Она включит свет, кашлянет и скажет:

«Monsieur!»

Он проснется и уставится на нее.

И она скажет… А что же она тогда скажет?

«Pardon, monsieur, mais je…»[2] — Только как же по-французски «Я ошиблась»?

«J'aitort. C'est la chambre… Э-э… Нет, не так. Voulez vous…[3] эээ…»

А как по-французски «дверная ручка», «отпустите меня»?

Впрочем, не это главное. Она включит свет, кашлянет и доверится судьбе. Если он встанет с постели и направится к ней, она так закричит, что весь этот отель рассыплется…

Приняв такое решение, она выползла из-под кровати в ее изножье — специально так сделала и, не чуя под собой ног, бросилась к двери — этот бросок мог стоить ей жизни. Но уже через несколько секунд комната была залита светом. Она обернулась, прочистила горло и смело позвала:

— Monsieur!

И тут, в третий раз за ночь, сердце маленькой мисс Брейсгёдл снова чуть не остановилось. Правда, времени для того, чтобы наступил шок, теперь потребовалось несколько больше, зато сила его была такова, что два предыдущих в сравнении с ним просто померкли.

Человек на кровати был мертв!

Она еще ни разу не видела смерти, но в том, что это смерть, сомневаться не приходилось.