Береги же себя.
Твоя любящая сестра Миллисент».
Нет, не может она рассказать Питеру обо всем случившемся с нею — ни в этом письме, ни когда вернется домой. Не рассказывать ему — ее долг. Это бы только расстроило его, вне всякого сомнения. В своеобразной заграничной атмосфере все происшедшее казалось возможным, но в Изингстоке даже простой пересказ этих фантастических событий был бы определенно бестактным. Ведь она как-никак провела ночь в спальне незнакомого мужчины, и от этого слишком уж очевидного факта никуда не денешься. Джентльмен он или преступник, даже мертвый он или живой, это нисколько не смягчало пережитого ею потрясения или, вернее, не должно сказаться на особой сердечности ее взаимоотношений с братом. Рассказать о том, что она пошла в ванную и что ручка двери осталась у нее в руке, что она так боялась разбудить спящего или закричать, что залезла под кровать — все это была истинная правда. Питер ей поверит, но… подобную ситуацию просто невозможно было себе представить в доме настоятеля Изингстокского собора. Это создало бы между ними пусть и небольшую, но все же преграду, как если бы ее окунули в какой-то необыкновенный раствор, и она стала чужая. Нет, ее долг состоит в том, чтобы ничего не говорить брату.
Она надела шляпу и вышла опустить письмо. Гостиничным почтовым ящикам она не доверяла. Откуда узнаешь, кто вынимает эти письма. Если уж по-настоящему, официально, письма требуют другого обращения. Она отправилась на главпочтамт Бордо.
Светило солнце. Было очень приятно идти среди этих оживленных людей, таких чужих и непохожих на нее, видеть беседующих мужчин и женщин в переполненных кафе, цветочные киоски, слышать необычный запах — чего же это? Соли? Морской воды? Древесного угля?.. На площади играл военный оркестр… Так весело и мило! Жизнь, движение, суматоха — все это было просто восхитительно!
«Я провела ночь в спальне незнакомого мужчины».
Маленькая мисс Брейсгёдл опустила плечи, что-то пробормотала себе под нос и прибавила шагу. Дойдя до почты, она отыскала большую металлическую пластинку с прорезью и выгравированными на ней буквами «R. F.»[5]. Вот теперь все как надо! Когда она опускала письмо, она почувствовала, что лицо у нее горит, день ли такой теплый, или на нее действовали движение и сама жизнь? Кинув письмо в прорезь, она еще сунула туда руку и поводила ею туда-сюда, чтобы удостовериться, что внутри нет никаких иноземных штучек, которые помешают его благополучной доставке. Но нет, письмо нигде не застряло. Она удовлетворенно вздохнула и направилась в порт встречать племянницу из Парагвая.
Перевели с английского В. ПОСТНИКОВ и И. ЗОЛОТАРЕВ
