Мировая республика литературы - [53]

В отличие от Лондона, чей литературный авторитет держится в основном на литературном капитале и величине англоязычных территорий, Париж никогда не интересовался писателями, выходцами из своих бывших колоний. Больше того, в Париже очень долго пренебрегали ими, относясь как к провинциалам вдвойне, слишком близким, чтобы отклонения стали отличиями, за которые можно было бы похвалить, но слишком далеким, чтобы вникать, что с ними происходит. Во Франции не возникло традиции культурного поощрения писателей — франкофонов, и отношение к ним Парижа — слабая тень, обусловленная политикой, по сравнению с его участием (и бывшим, и продолжающимся) в общем литературном процессе. Редкие случаи, когда национальные литературные премии получали писатели, выходцы бывшей французской империи, или представители франкофонии, были очевидными проявлениями неоколониализма.

В литературных пространствах с несколькими центрами писатели, находящиеся в подчиненном положении, часто используют напряженные отношения языковых и политических центров. Конкуренция между двумя столицами — Лондоном и Нью — Йорком, Лиссабоном и Сан — Паулу ведет к тому, что литературные пространства находятся под двойным господством и влиянием, что позволяет, как это ни парадоксально, писателям находить поддержку в одном центре, чтобы бороться с другим. Так в литературном пространстве Канады писатели могут исходить из эстетических критериев американской критики (так поступил Майкл Ондатье, писатель, родившийся в Шри — Ланка (Цейлон) и поселившийся в Торонто) или, наоборот, они могут искать опоры в Лондоне, чтобы избежать могущественного влияния Америки, или отталкиваться и от того и от другого влияния. Именно этот, третий путь избрали для себя канадские романистки Маргарет Этвуд и Джейн Уркхарт, стремясь сформировать именно канадскую англоязычную литературу, основываясь на отличиях, которые у нее есть как по отношению к английской традиции, так и по отношению к американской. «История Канады, — сказала Маргарет Этвуд, — это в каком — то смысле история борьбы против Соединенных Штатов. Многие канадцы были политическими беженцами, которые не желали подчиниться Америке»[209]. В своем романе «Ниагара» Джейн Уркхарт предлагает свою версию зарождения национальной и литературной истории Канады, представив встречу историка и поэта в Ниагара — Фолс, на американо — канадской границе в 1889 году. Джейн Уркхарт превращает это место, где в 1812 году произошла знаменательная битва[210], в символ национального становления: ее герой — историк в противовес британской исторической концепции и в противовес официальной американской версии, предлагает свою — эта битва была победой канадцев, американцы же ввели всех в заблуждение («Подумать только, американцы украли наши победы! Это невероятно! […] Они хотят всех уверить, что их победа была полной!»[211]). Молодой поэт колеблется. Ему близок и английский романтизм («Нет, никогда не найти здесь подснежников Вордсворта»[212]), и что- то несказанное, что есть в американском пейзаже… Реальные задачи, которые решает писательница в своем романе, можно понять только зная ее стремление к национальному самоопределению, присущему всем писателям подчиненных литературных пространств. Двойная зависимость создает особенно трудное положение и вынуждает отказываться как от одной традиции, так и от другой, но вместе с тем позволяет находить помощь у одного господина в борьбе против другого. Постоянно ссылаясь на историю английской литературы, на ее поэтический и прозаический пантеон, канадские писатели поддерживают и укрепляют полюс Лондона, который является частью и их истории. Ореол старины, которым они себя окружают, опираясь на английскую литературу, позволяет им противостоять напору «молодой» Америки. Другие обитатели англоязычных территорий могут, наоборот, прибегать к помощи Нью — Йорка, с тем чтобы ослабить влияние Лондона. Так поступают ирландцы. Борясь с неоколонизаторской политикой Лондона, они укрепляют американский полюс, в частности университетский, играя роль как интеллектуальную, так и политическую, изменяя структуру силовых взаимоотношений.

Такие же процессы происходят в португалоязычном мире. Признание Бразилии полномочной литературной державой позволяет другим партнерам, с меньшим литературным наследством, искать у нее поддержки, опираться на нее, отстаивая свое право на нарушение норм португальского языка. В португалоязычной Африке писатели, стремящиеся к современности и литературной независимости, обращаются в первую очередь к истории бразильской поэзии и вспоминают вновь, как бразильцы боролись против языковых, а стало быть, и культурных «уз» португальцев. Ангольский писатель португальского происхождения Л. Вийейра, мозамбикский писатель Миа Коуту обращаются к литературному наследию Бразилии, отказываясь от европейских образцов, стремясь создать собственную генеалогию и собственную историю литературы. «Поэты Мозамбика, — пишет Миа Коуту, — больше всего работают над трансформацией португальского языка. Самые главные для нас поэты — это поэты Бразилии, поскольку они в некотором роде «позволили» нам «совершать насилия» над португальским языком. Такие писатели, как Д. ди Андради, М. ди Андради, Ж. Гимарайнс Роза, Г. Рамус и многие другие, сумели обновить португальский язык»