Милость Господа Бога - [51]

* * *

Буза он нашел спокойно спящим на Школьном Дереве. Коун запретил обезьянам спать на этом дереве, и никто, кроме Буза, не нарушал запрет. Коун взобрался на дерево и сделал то, что, по его мнению, он должен был сделать.

Буз вздрогнул от испуга и проснулся. Его ноги были связаны, а тело привязано к ветке, на которой он спал. Он сердито оскалился. Коун влепил ему пощечину.

— За что? Я-то в чем виноват?

— Ты предал меня, которого сам называл «пап», свою мачеху и свою сводную сестру. За это ты будешь наказан. Я отрежу проволочки, без которых ты лишишься дара речи.

— Пожалуйста, не надо.

— Мне очень жаль, но у меня нет выбора. Ты предал нас и передал в руки отвратительных убийц. Из-за тебя мне пришлось открыть дверь. Теперь ребенок мертв. Ты из зависти и ревности вступил в сговор с Эсавом и другими, чтобы похитить ребенка.

— Я пришел за конфетой. Ты сам виноват, что не закрыл дверь, когда я вошел.

— Они навалили камней мне на грудь. Я чуть не задохнулся, а ты даже не попытался мне помочь. Ты бросил меня в беспомощном состоянии. Ты, наконец, мог вернуться после и помочь мне, но не сделал этого.

— Ничего подобного. Я присоединился к их играм, чтобы все время шпионить за ними, чтобы предупредить, если они захотят тебя убить.

Коун достал из кармана плоскогубцы.

— Пожалуйста, не отнимай у меня язык, — умолял Буз. — Возьми все, что хочешь, только не это. Самому страшному врагу доктор Бюндер бы этого не сделал. Он любил меня как отец.

— А разве я не был отцом и не любил своего ребенка? Бог дал, и Бог отнял.

Коун отрезал концы проводков, но Буз успел крикнуть:

— Я не Буз, меня зовут Готлиб.

* * *

Утром, как обычно, шимпанзе собрались на Школьном Дереве, грызли семечки и плевали шелухой на голову своего лектора, сидевшего на кафедре.

Сколько он ни искал, он так и не нашел Марию Магдалину. Эсава и Готлиба тоже не было.

Как только он заговорил, близнецы начали гудеть. Хетти крикнула что-то похожее на «хойти-хойти».

Коун был настроен поговорить о том, какой была Ривка, передать словами кошмар происшедшего, рассказом о ней вернуть ее к жизни. Они молча выслушали, но как только он остановился, близнецы начали издеваться над ним и швырять в него комки эвкалиптовых листьев и камешки. Хетти и Мельхиор тоже запустили в него по ореху. Он умолял их ради своего же блага и ради будущего объявить пост. Они ответили издевательским: «Тю-ю-ю!» И вдруг он понял, что все они потеряли дар речи. Этого он не хотел. Ему стало еще тяжелее.

Он побежал к пещере, чтобы там укрыться за толстыми бревнами передвижной стены, успокоиться, обдумать ситуацию и решить, как ему быть дальше. Может быть, поискать способа бежать с острова. Дождаться отлива и уплыть подальше.

И потом вечно дрейфовать в открытом море? На плоту? Наедине со своей отрастающей бородой?

У водопада он увидел Марию Магдалину. Обрывки ее белого платья валялись на траве. Эсав сидел на ней верхом и, делая свое мужское дело, одновременно ел банан. Кончив, он сел на траву и очистил себе другой банан.

Подошел Готлиб, закинул ногу, оседлал Марию Магдалину, сделал то же самое и с гордым видом отошел в сторону. У Эсава был вид потерпевшего поражение. Он опустил глаза и перестал есть банан.

Готлиб ударил себя кулаком по груди и поднял руку, показывая, что шимпанзе номер один — он.

Эсав не спорил.

— Мария Магдалина, — в отчаянии позвал Коун. — Я здесь.

Увидев его, все трое на четвереньках отбежали подальше к деревьям.

— Ты забыла про Ромео и Джульетту? Любовь! Любовь! Любовь!

Он подождал, но ответа не услышал. Может быть, он оглох? Или она не хотела слушать его?

У нее не было больше слов.

* * *

Ночью, когда он запихивал свои пожитки в старые мешки, шимпанзе тараном взломали бревенчатую стену и ворвались к нему в пещеру. Впереди атакующих был Готлиб. Коун забился под кровать.

Прежде всего обезьяны набросились на запас свежих и сушеных фруктов, затем принялись открывать остававшиеся еще от старых запасов банки с тупцом, маслинами и спагетти. Они изорвали всю его одежду, переломали все, что годилось для письма, разбили глиняные маски и вазы, изорвали книги и всю бумагу, какую только смогли найти, сломали саблю и камнем раздробили затвор винчестера. Под конец они напились пива и остатки вылили на землю. Готлиб одел галоши и шлепал в них по лужам пива.

Эсав с размаха одним ударом топора разбил все пластинки, а затем отцовский патефон.

Обезьяны выволокли Коуна, связали его цепью и на шею ему надели веревку.

Он лежал на полу, а обезьяны со смехом и воплями прыгали вокруг.

На том месте, где прежде стоял патефон, голос старого ребе декламировал Закон Торы.

6. Милость Господа Бога

Днем они поднимались навстречу солнечному свету, а ночью сквозь звездные облака все выше взбирались в гору.

Руки Коуна были крепко связаны ремешком. На груди он нес вязанку хвороста, веревкой привязанную к его шее. Конец веревки волочился за ним. На нем был только белый китл, и ночью ему было холодно.

Буз тащился за ним следом. На нем были сандалии Коуна. На голове — тюрбан.

За поворотом узкой дороги им неожиданно встретился нищий.

Нищий просительно протянул руку, но Коун сказал, что ничем не может ему помочь, так как руки его связаны и он не может дотянуться до кармана.