Мадам де Помпадур - [52]

Версальский павильон Резервуар (архитектор Лассюранс) первоначально предназначался для тех вещей, что уже не вмещались в ее комнатах в самом дворце, и она там никогда не ночевала. Он и до сих пор называется Отель де Резервуар и украшен гербом маркизы, но его расширили и совершенно испортили.

Единственный из разнообразных домов маркизы, который она построила от самого основания, — это Бельвю, возведенный в 1750 году, все же остальные замки и дворцы существовали раньше, а она их покупала и перестраивала. Бельвю как изнутри, так и снаружи был настоящим шедевром архитектуры XVIII века, и его разрушение стало тяжелой потерей для Франции. Королевские дома, погибшие во время революции, не были срыты, сожжены или разнесены в щепы разъяренными толпами. Их гибель — заслуга правительства, которое отчаянно нуждалось в деньгах на борьбу с наступавшими армиями Австрии и Пруссии и продавало королевские резиденции спекулянтам, а те распродавали их по частям. Шантильи и Бастилия много лет использовались как каменоломни. Именно в это время богатые английские коллекционеры скупали сокровища французского искусства, от которых ломятся британские музеи и загородные дома. Бельвю стоял на высоком лесистом берегу, который нависает над Сеной между Севром и Медоном; наверное, из него и вправду открывался красивый вид (belle vue) на Париж, еще не задымленный, блещущий красотой, не испорченный многоквартирными домами, зданием «Электриситэ де Франс», а главное — ржавой Эйфелевой башней, рядом с которой кажутся такими маленькими шпили и купола многих церквей. Для постройки Бельвю маркиза наняла своего любимого архитектора Лассюранса и, одобрив его эскизы, предоставила ему полную самостоятельность. А уж когда все было закончено, она внесла отдельные совершенно индивидуальные штрихи. Она испытывала ужас перед обыкновенными, банальными, модными предметами, которые были у всех. Для того чтобы ей понравился какой-нибудь стул, он должен был быть единственным в своем роде. То же самое относилось ко всем обивкам и драпировкам, которые всегда ткались специально по заказу маркизы.

Согласно распоряжению короля, в Бельвю по фасаду насчитывалось всего девять окон, выходивших на реку. Строгий фасад украшали мраморные бюсты. Внутри стояли вазы и скульптуры Пигаля, Фальконе, Адама, панели делал Вербрект, а росписи — Ван Лоо и Буше. Когда работы шли полным ходом, мадам де Помпадур написала д’Аржансону: «Хочу попросить Вас об огромной услуге. Буше лишили пропуска в Оперу, а он как раз сейчас расписывает Бельвю, так что надо держать его в хорошем настроении — я уверена, что Вам не хотелось бы обнаружить на стене прелестной комнаты хромую или кривую на один глаз нимфу...» Услуга была оказана, и Буше получил обратно свой пропуск в театр. Буше служил в сущности официальным художником при мадам де Помпадур и говорил, что этот пост он предпочитает положению Ван Лоо, придворного живописца.

Картинную галерею в Бельвю мадам де Помпадур полностью придумала сама. Здесь полотна Буше соединялись между собой деревянными резными барельефами в виде гирлянд работы Вербректа. Стены всех комнат маркизы были сплошь бело-голубые с золотом или расписаны в светлых нежных тонах живописцами из рода Мартэн. Тот ужасный «трианонский» желтовато-серый цвет, который ныне уродует множество французских домов, изобретен Луи- Филиппом, а в XVIII веке никому бы и в голову не пришло красить свои комнаты так уныло. И как всегда, дом маркизы окружал сад сказочной красоты — террасы, рощицы, аллеи иудиных деревьев, сирени, тополей, которые выходили к водопадам или статуям. Именно в Бельвю она украсила сад фарфоровыми цветами из Венсена, которые благоухали, как настоящие, и совершенно очаровала ими короля.

Праздник по случаю окончания нового дома обернулся неудачей, хотя и не из-за королевского дурного настроения или равнодушия. Маркиза билась буквально над каждой мелочью, но это был один из тех вечеров, когда все идет вкривь и вкось. Униформы для гостей были ее подарком — фиолетовые бархатные камзолы с белоснежными атласными жилетами для мужчин и атласные же платья в тон для дам. Им оставалось только украсить эти наряды вышивкой за свои счет. К сожалению, костюмы не гармонировали с зелеными ливреями ее слуг. В саду приготовили фейерверк, но из Парижа пришло известие, что на противоположном берегу реки, на Гренельской равнине, собирается враждебная толпа, и маркиза поспешно отменила фейерверк. Стоял ноябрь, погода хмурилась, дул холодный ветер. Под вечер он еще усилился, задымили камины. Кончилось тем, что угощение пришлось перенести в коттедж, построенный в саду; его называли по-разному — Тоди, Бабиоль или Бремборион. Когда этот несчастный вечер кончился, маркиза легла в постель с температурой, в горьком разочаровании оттого, что прием, столь тщательно подготовленный, так плохо прошел. Однако это не стало дурным предзнаменованием для дома, в котором она с тех пор всегда была очень счастлива.

Следующим приобретением маркизы стал Отель д’Эвре, купленный в 1753 году и известный нам как Елисейский дворец. Когда мадам Помпадур покупала его у графа д’Эвре, Пено как раз обшивал стены панелями. Она предоставила ему продолжать начатое, а сама занялась садом и мебелью. Как всегда, раздавались жалобы на ее экстравагантность, так как предполагали, что занавески на каждое окно обошлись по пять тысяч луидоров. Она отхватила большой кусок Елисейских полей под свой огород, и отхватила бы еще больше, если бы не протест в обществе. Затем маркиза заставила Мариньи вырубить все деревья между ее садом и домом инвалидов, на который она таким образом получила открытый вид. Ей, видимо, интересно было отделать и обставить настоящий городской особняк, и когда она закончила, то он превратился в дворец, украшенный королевскими гербами и вензелями Людовика. Но едва ли она хоть раз там переночевала.