Мадам де Помпадур - [49]

Про Мариньи Кене сказал: «Его мало знают. Никогда не слышно, чтобы кто-то говорил о его уме и познаниях или даже о том, что он сделал для искусства — а после Кольбера никто не сделал так много, как он. Он прекрасный человек, но в нем видят лишь брата фаворитки, а из-за того что он толстяк, его незаслуженно считают тупым и скучным».

Кене представил маркизе натуралиста графа де Бюффона, который очень понравился ей и королю. Оба они любили животных и держали множество всякой живности — обезьянок, собак, птиц. У короля был большой белый ангорский кот, голуби, куры и кролики, которые жили на крыше над его версальскими апартаментами. В Трианоне имелась ферма со зверинцем на противоположном от дворца берегу канала, который некогда служил развлечением матери короля, герцогине Бургундской. Как-то раз по выходе короля из часовни, когда как обычно настало время для представлений, господин де Мо- репа показал королю двух львят, а в другой раз — несколько страусов. Король хотел было купить маленького носорога, но его хозяин прекрасно зарабатывал на жизнь, показывая носорога за деньги, и заломил огромную сумму. У Бюффона были неприятности с иезуитами, так как он утверждал, что у животных есть души. Так он и написал в своей статье в первом томе Энциклопедии, вышедшем в 1752 году. Эта мысль послужила одной из причин, по которым церковь враждебно смотрела на этот труд в целом. (Другая причина состояла в том, что чудеса Эскулапа, древнегреческого бога медицины, попали в один том с чудесами Иисуса Христа.) Кончилось тем, что Бюффон порвал с Энциклопедией, желая сохранить хорошие отношения с королем, которого он любил.

Мадам де Помпадур изо всех сил стояла за энциклопедистов, против иезуитов и архиепископа де Бомона. Королева, дофин и принцессы, разумеется, тянули в другую сторону, играя на суеверной натуре короля. Когда умерла мадам Генриэтта, они сказали, что это Божья кара за то, что он позволил этой святотатственной Энциклопедии появиться в королевстве. А в такие вещи он отчасти верил, особенно в минуты смятения и горя.

Вскоре после конфискации Энциклопедии в Трианоне состоялся званый ужин. Герцог де Лавальер сказал, что любопытно было бы узнать, из чего делают порох, «ведь это так забавно — мы только и делаем, что стреляем куропаток, нас самих стреляют на границе, а мы и понятия не имеем, как это происходит». Мадам де Помпадур не упустила такого случая и немедленно подхватила: «Верно, а пудра? Из чего ее делают? А ведь если бы вы, сир, не конфисковали Энциклопедию, то мы бы в один момент все узнали». Тогда король велел доставить экземпляр Энциклопедии из своей библиотеки, и наконец явились лакеи, сгибаясь под тяжестью томов. Весь вечер собравшееся общество развлекалось чтением статей о порохе, румянах и всякой всячине. После этого подписчикам позволено было получить свои экземпляры, хотя в книжных магазинах Энциклопедия не продавалась.

Однако к концу своих дней маркиза начала испытывать сомнения относительно философов. «Что это нашло на нашу страну? — писала она, когда французы терпели поражения в Семилетней войне. — Эти парламенты, эти энциклопедисты и прочие, им подобные, совершенно изменили ее. Когда все принципы выброшены за борт, когда не признают ни короля, ни Бога, сама природа отворачивается от такой страны». Годы, проведенные при дворе, сделали-таки из нее большую монархистку, чем сам король.

Король взбирался к маркизе по потайной лестнице в любое время — поделиться новостью, немного поболтать (теперешние влюбленные в таких случаях звонят по телефону), а то и поговорить подольше.

Она никогда не покидала своего жилища из опасения, что он может прийти и не застать ее. Он появлялся внезапно и исчезал без предупреждения, смущая ее друзей, которые вдруг обнаруживали, что один из присутствующих — сам король. Тут они обычно спешили удалиться, если их специально не просили остаться.

Однажды король явился с рассказом, как, зайдя в неурочный час к себе в спальню, он застал там нег знакомого человека. Бедняга обезумел от страха, упал к ногам короля, умолял, чтобы его немедленно обыскали, и уверял, что заблудился во дворце. Это оказался честный дворцовый пекарь, его опознали слуги, так что вся его история оказалась вполне правдивой. Как только проверили все, им сказанное, король дал бедняге пятьдесят луидоров и велел больше ни о чем не беспокоиться. Но мадам Помпадур успокоиться не могла, так ее потрясла мысль о том, что кто угодно может беспрепятственно проникнуть в личные апартаменты. Когда же она рассказала это брату, тот преспокойно сказал: «Вот забавно! Я бы побился об заклад, что он не даст этих пятидесяти луидоров».

Но король никогда не скупился ни для мадам де Помпадур, ни для всех тех, кто был ей близок.

—      Кого это я встретил, когда входил к вам?

—      Это одна моя бедная родственница, сир.

—      Она приходила просить?

—      О нет, лишь поблагодарить меня за то, что я для нее сделала.

—      Ну, раз это ваша родственница, мне угодно назначить ей с завтрашнего дня небольшую ежегодную ренту.

В другой раз король подарил маркизе шесть луидоров за храбрость, проявленную ею при кровопускании, которое делал ей доктор Кене. Людовик XV терпеть не мог Фридриха Великого, даже когда они были военными союзниками. Однажды король вошел к маркизе с распечатанным письмом в руке и язвительно заметил: «Король Пруссии великий человек, он любит культуру и, подобно Людовику XIV, хочет, чтобы по всей Европе гремела слава о его баснословной щедрости к ученым-ино странцам». Мадам де Помпадур и сидевший у нее Мариньи молча ждали продолжения. «Вот послушайте, — король принялся читать. — В Париже есть человек, чье состояние не соответствует его талантам... Я надеюсь, что он примет эту пенсию и тем доставит мне удовольствие оказать услугу человеку, который не только имеет прекрасный нрав, но сверх того высоко одарен». В этот момент вошли де Гонто и д’Айен. Король прочел все сначала, добавив: «Министерство иностранных дел хочет знать, разрешу ли я этому высочайшему гению принять деньги. Теперь предлагаю вам всем угадать, о какой сумме идет речь». Стали гадать — шесть, восемь, десять тысяч ливров? «Не угадали, всего лишь тысяча двести ливров!» — объявил довольный король. «Ну и ну, — сказал герцог д’Айен, — не так уж это много для столь выдающихся талантов». Тений, о котором шла речь, был д’Аламбер. Мадам де Помпадур весьма разумно посоветовала королю самому назначить пенсию в два раза больше, а пенсию от Фридриха не разрешать. Но король полагал, что не следует поощрять такого без-божника, как д’Аламбер. Впрочем, он все-таки раз-решил ему принять деньги от прусского короля.