Мадам де Помпадур - [22]

Мадам де Помпадур привыкала к своей новой жизни. Ей надо было познакомиться со своими будущими друзьями и врагами и привыкнуть к тем, кому предстояло стать фоном, на котором отныне разыгрывались все сцены ее жизни — а это были сотни лиц, мелькавших вокруг короля, по сути дела, как актеры без речей. Она поступила очень благоразумно, взяв с собой господина Бенуа, своего прекрасного повара, и, кажется, не слишком благоразумно, привезя также мадам д’Эстрад, с которой оставалась неразлучна. Конечно, ей нужно было хоть одно знакомое лицо в этой новой неведомой стране, а к тому же она находилась в том возрасте, когда каждой женщине необходима лучшая подруга, и мадам д’Эстрад заполняла эту нишу. В конце концов оказалось, что выбор неудачен, но поначалу все шло очень хорошо. Обе дамы каждый вечер ужинали у короля с несколькими приближенными-мужчинами, либо он ужинал с дамами в комнатах мадам де Помпадур. Мадам д’Эстрад полюбилась королю, она была весела, остроумна, умела со вкусом посплетничать. Как пишет господин де Люинь, она была бы очень недурна собой, если бы не обвислые щеки. Много лет король сидел за ужином между ней и мадам де Помпадур; ни одна поездка не обходилась без нее, в общем, она стала непременной деталью придворной жизни.

Другой незаменимой фигурой был герцог де Ришелье, обаятельный, красивый, храбрый, злой и испорченный, с душой предателя, один из тех, кому все позволяется и все прощается. Матушка регента Филиппа Орлеанского как-то сказала о нем: «Если бы я верила в волшебство, то подумала бы, что у герцога есть некая сверхъестественная тайна, потому что ни одна женщина не оказала ему ни малейшего сопротивления». Да и мужчины перед ним совершенно не могли устоять. Будучи молодым полковником гарнизона в Байонне, он предложил продать город испанцам. В руки регента попали четыре письма, посланные Ришелье испанскому командующему. На это регент сказал: «Даже будь у господина де Ришелье четыре головы, у меня в кармане достаточно оснований, чтобы отрубить их все». Но по какой-то необъяснимой причине предатель отделался Бастилией, куда ему позволили взять книги, собственного слугу, виолу и доску для игры в трик-трак. Отсидев несколько дней, он уже очутился на свободе, при дворе, в новой командной должности. В Бастилии он побывал еще дважды — один раз по требованию отчима, который не мог найти на него управу, а другой за убийство на дуэли кузена собственной жены во время боевых действий — но всегда снова появлялся в Версале как ни в чем не бывало. На Людовика XV и на регента он имел большое влияние, потому что обладал способностью их смешить. Мадам де Помпадур он просто терпеть не мог и скоро сделался ее открытым врагом. Он обращался с ней совершенно отвратительно, всячески поддразнивал ее, никогда не смеялся ее шуткам, не хвалил ее ужинов, не восхищался ее нарядами. Однажды в Ла Моэтт, зная, что она плохо спит, он целую ночь чем-то грохотал, плясал и скакал в комнате наверху. Он говорил друзьям, что хоть крошка Помпадур — фаворитка короля и всего двора, он все равно станет ее мучать и изводить. Наконец он довел ее до того, что она просила короля не приглашать его на ужины и не брать в поездки. Но король только рассмеялся: «Вы не знаете Его превосходительства, выгоните его в дверь — он влезет в окно». Король многим давал прозвища, и к Ришелье прилипло имя Его превосходительства, так как он однажды недолго пробыл послом в Вене. (У короля была привычка называть людей по имени и титулу, поэтому, обращаясь к кому-нибудь или упоминая кого-то, он говорил не «господин такой-то», как все остальные, а обязательно «граф такой-то».)

Еще двое закадычных друзей короля, герцог д’Ай ен и господин де Куаньи, полюбили маркизу и искренне к ней привязались. Они были намного младше Ришелье, почти ровесники короля, а их отцы, маршалы де Ноайль и де Куаньи, были еще живы. Оба приятеля были женаты, но их жены жили в Париже и почти не появлялись при дворе. Король редко приглашал к себе мужей вместе с женами, так как это не способствовало воодушевлению компании. В путешествии в Фонтенбло участвовал аббат де Берни, хотя и не присутствовал на тамошних интимных ужинах согласно строгому версальскому правилу, по которому священнослужители никогда не садились за стол с монархом. Он привел Монкрифа знакомиться с мадам де Помпадур, и тот был ею сражен наповал — триумф для нее особенно ценный, так как Монкриф состоял в числе горячих приверженцев королевы.

Мадам де Помпадур не забывала старых друзей и родственников, и нисколько не изменила своего с ними обхождения, хотя и вознеслась очень высоко. Она уговаривала мадам де Ла Фертэ д’Эмбо приехать к ней и поселиться при дворе, уверенная, что ее приятельница понравится королю. Но та отказалась по соображениям слабого здоровья. А может быть, ей не хотелось пользоваться щедротами своей бывшей подружки-мещаночки. Был случай, когда она впала в бешенство, услышав, что Жанне Пуассон вскоре предстоит играть ведущую роль в судьбах Франции, и заявила, что в жизни не слыхала подобного вздора. Как и большинство людей в этот период, она полагала, что связь маркизы с королем — лишь его мимолетная прихоть и что долго она не продлится.