Люди Джафара - [13]
Расстёгиваю. И вспоминаю о «вшивнике». «Вшивники» в поле надевали все — уж больно холодно в одном х/б. Но верхнюю пуговицу расстегнул-то один только я!
Джафар смотрит на меня и медленно багровеет. «Нет, товарищ курсант. У вас — форма одежды злостного нарушителя, — и вдруг как заорёт: — Автобус, стой! Курсант Кондырев, вам пятнадцать минут прибыть у училище! Через пятнадцать минут я звоню дежурному по КПП. Если вас ещё нет — получите семь суток ареста. Если успеваете, тогда у нас с вами будет серьёзный разговор. Усё, бегом марш!»
Хотя мы были уже за городом, я всё же успел за пятнадцать минут: сердобольный гаишник на мотоцикле подвёз. Но свои семь суток ареста я всё-равно получил.
В тот же день меня препроводили на гарнизонную гауптвахту, где я впервые столкнулся с начгубом капитаном Белочкиным.
Белочкин, несмотря на свою нежную фамилию, был духовным собратом генерала и Джафара — он хотел сделать «образцово-показательную гарнизонную гауптвахту». Это желание проявлялось в неукоснительном набавлении новых суток и суток ареста за каждую провинность; не смог при выпуске с гауптвахты рассказать слово в слово и без запинки статью, за которую тебя посадили, а также Гимн Советского Союза — на тебе ещё трое суток, иди подучи. И старшему камеры столько же — чтобы проконтролировал. Не постирался, невзирая на собачий холод и специально открытую форточку, — получите со старшим камеры ещё по трое суток. Нашли у тебя при осмотре окурок или спичку, да и вообще, всё что угодно, — держи ещё трое суток и старшему камеры его дозу передай, чтобы бдил.
И возражать против этого порядка никто не решался. Все отлично помнили историю, приключившуюся с дембелем Соколовым.
Попал на губу этот бравый старослужащий всего лишь за какую-то неделю до Нового Года. То-есть, даже при самом плохом раскладе больше недели он всё-равно здесь пробыть не мог: по закону, весенний призыв должен быть полностью уволен в запас до первого июля, а осенний — до первого января.
Сел на губу Соколов с ничтожным сроком в трое суток. И, как водится, немедленно отказался выполнять какие бы то ни было работы. Дембель всё-таки! Дескать, до Нового Года свою недельку в камере посижу безвылазно, а там вы меня по любому выпустите.
Доложили Белочкину. Тот не долго думал, что делать со строптивым дембелем: привязали Соколову белы рученьки к кирзовым ноженькам да и забросили в самую грустную одиночку вместе с несколькими килограммами хлорки. А одиночка — жуткий такой цементный даже не мешок, а мешочек, — метр на два. Там и без хлорки через пару дней сидения чокнешься.
Никто не знает, что с Соколовым в этом мешочке делали, но только через пять суток зашёл он в общую камеру чётким строевым шагом и вкрадчивым голосом поведал арестантам о том, что в своё время так не понимал и обижал своих командиров и начальников, и вёл себя совершенно неподобающим образом, а они ведь — как отцы родные для солдата, — ночами не спят, всё только о подчинённых своих думают и переживают, а он, нерадивый солдат Соколов, был так неправ и позволял себе вопиющие нарушения Устава, который каждому военнослужащему надлежит свято чтить, и т. д., и т. п.
Такое фантастическое превращение свободолюбивого негодяя в образцового солдата подействовало на арестантов как лошадиная доза иприта. А тут ещё зашёл Белочкин и, во избежание новых попыток прямого неподчинения, прочёл губарям лекцию о причинах и следствиях. Он как дважды два доказал своим питомцам, что отказ подчиняться — это не что иное, как невыполнение приказа, то-есть прямая измена Родине, и реакцией на это может быть только дисбат; а упрятать изменника Родины в дисбат ему лично, капитану Белочкину, ничего не стоит.
Естественно, глядя на образцово-показательного Соколова, арестанты немедленно и безоговорочно поверили начгубу, и с тех пор никому и в голову не приходило бунтовать. Кому же охота попасть в дисбат? Ведь хуже дисбата, наверное, ничего и быть не может. Дисбат — это сплошной Курс Молодого Бойца, только усугублённый, на протяжении трёх полновесных лет. А это гораздо страшнее, чем даже тюрьма.
Итак, гауптвахта. Гарнизонная гауптвахта полтавского гарнизона состояла из двух одиночек, камеры предварительного заключения, общей камеры, комнаты для приёма пищи, туалета, комнаты для хранения одежды и — за решёткой — караульного помещения. Железные двери с глазками, красный свет, цементные стены. Вооружённые часовые и выводные с деревянными мордами. В общем, губа как губа. Поначалу было жутковато, но потом привык.
Как только я переступил порог общей камеры, немедленно был произведён начкаром в «старшие» камеры.
(Таково уж утомительное бремя курсантов на полтавской губе. Начальство почему-то считает, что курсанты более сознательны, чем солдаты. Наверное, потому, что мы, в отличие от срочников, влазили в эту срань добровольно.)
В камере — пятнадцать сложенных стопочкой «вертолётов» (лежаков), бачок с водой для умывания и питья да Устав на столике в углу. Ну, и ещё, конечно, дюжина арестантов в форме одежды номер три. В общем, камера как камера.
Когда дверь за мной захлопнулась, попаниковал ещё минут пять, потом со всеми перезнакомился и расслабился. И потёк срок.
Книга молодого писателя Валерия Примоста — это плод его личного опыта и мучительных раздумий. Она повествует о жизни солдата в Забайкальском военном округе серединиы восьмидесятых, о давящем человеческие судьбы армейском механизме. Это обнаженный до крика рассказ о том, чего не может быть между людьми, о том, какая хрупкая грань отделяет человека от нечеловека, от человека, превратившегося в одноклеточное либо в хищного зверя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Требуется вычитка, желательна сверка с бумагой — много ошибок OCR, вычитано глава 6–9.
Книга Валерия Примоста «Приднестровский беспредел» продолжает серию «Эпицентр». Крушение идеалов молодого человека, оказавшегося в центре Приднестровского конфликта — результат раскрытия беспрецедентной коррупции в высших армейских кругах.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.