Люди Джафара - [10]

Шрифт
Интервал

Туалет — это было истинное произведение архитектурного искусства, монументальное и величественное, циклопический обломок циклопической культуры. Почти каждый раз, когда я переступал порог этого помещения, мне начинало казаться, что люди той эпохи были раза в три крупнее нынешних. Представьте себе огромное помещение с высоченными потолками, слева — длинный умывальник аж на восемнадцать «сосков», прямо — гигантская комната для чистки обуви, справа — уборная на восемь «дючек» и дальше — проход ещё к четырём «дючкам».

В этом туалете запросто можно уместить шикарную десятикомнатную квартиру. Разве сравнимы с этим архитектурным раблезианством позорные тесные отхожие места советской эпохи?

А вот теперь, когда вы вполне прониклись ощущением колоссальности этих размеров, представьте себе, каково такой туалет убирать. Тем более, когда им пользуется не только первый курс (одногодков ещё можно отсюда повыгонять на время уборки), но и четвёртый (думаю, комментарии излишни).

Кроме того, требования, предъявляемые к качесту уборки старшиной батареи (бывшим главным корабельным старшиной) Мовчаном, просто сумасшедшие. То-есть, принимая работу, он берёт свою старую бескозырку и запускает из конца в конец помещения. И не дай Бог на ней появится хотя бы пятнышко грязи! И ещё. Мовчан почему-то всегда считал, что в туалете должно пахнуть одеколоном. В общем, бери где хочешь.

Сначала для меня сутки за сутками однообразной непрекращающейся работы в туалете казались настоящим кошмаром. А потом привык. Стал чувствовать себя там очень уютно. Как в своей норе, где я — дома, а остальные только забегают на время. Понапридумывал кучу всяких маленьких хитростей, позволяющих максимально быстро и качественно навести в этой «норе» порядок — вроде «перетирочно-ножного скоростного» и «кругоберденного экстренного» способов мытья полов. В общем, освоился. Человек ведь такая живучая сволочь — ко всему привыкает.

А однажды, когда я своеобычно зависал в туалете, ко мне неожиданно подошёл огромного роста широкоплечий, кряжистый четверокурсник, которого все знали, как Лёшу Медведя. Он немного понаблюдал, как я еложу по полу шваброй, потом хмыкнул:

«Слышь, малой, объясни-ка мне, как так получается: как ни зайду в туалет, а здесь всё ты работаешь? Что, больше некому туалет мыть?»

Я от неожиданности смутился: старшекурсники редко шли на нестандартный контакт с салагами.

«Да понимаешь, столько нарядов на службу Чегликов напихал, что и не знаю, когда с ними разгребусь…»

«Да? Ладно, пойдём.»

«Куда?» — испугался я.

«Со мной. Пошли.»

«Не могу я. Старшина потом голову свернёт.» «Да? Старшину ко мне.» Я опрометью кинулся за Мовчаном. «Старшина, — небрежно произнёс Медведь, завидев Мовчана, — я забираю малого с собой.»

«Зачем?»

«Работа у меня для него есть.»

«А, нет вопросов, — кивнул Мовчан. — Надолго?» «Часов на пять,» — бросил через плечо Медведь, уводя меня прочь.

Я, честно говоря, был не в лучшем расположении духа. Мало ли куда он меня может вести! Неровен час, ещё морду набьют за что-нибудь.

А он привёл меня в расположение четвёртого курса, курса «гвардейцев старика-Гусева». Едва переступив порог расположения я был немедленно самым жесточайшим образом шокирован: курсанты и офицеры вели себя в казарме как обычные нормальные люди! Они все вместе (!) сидели на кроватях (!!), трепались за жизнь (!!!) и курили (!!!!). Сумасшествие какое-то! Разве так бывает? Я не верил своим глазам.

«Ляг поспи, — сказал мне Медведь. — Устал ведь.»

«Как это, „ляг поспи“?! — не понял я. — Днём? В форме на кровать?..»

«Да как хочешь: можешь в форме, а можешь и раздеться…»

«Раздеться?! Так ведь штык-нож в наряде снимать нельзя!»

«Не морочь голову, малой, — отмахнулся Медведь. — Как тебе удобней, так и делай…»

Как мне удобней… Значит, и такое ещё бывает на свете…

«А если дежурный по училищу зайдёт?»

«Ну и что? — удивился Медведь. Потом усмехнулся: — Знаешь, однажды сюда ворвался подполковник Гатауллин, помнишь, который говорит: „Откриваю тумбочка, а на мене пригает бардак!“, он как-раз дежурным по училищу стоял. А ребята здесь в это время бабу приходовали. Так Конь, дневальный, встречал его в одних трусах, фуражке и штык-ноже. А ты говоришь…»

Это было как сон. И я упал на постель его досматривать.

Мы — не курсанты «старика-Гусева». К величайшему сожалению. Поэтому, например, курить нам можно было только в курилках (отошёл с сигаретой от курилки хотя бы на шаг — криминал) и то только со второго курса. А поскольку я очень много времени проводил в туалете, то и курить приходилось там же.

И старший лейтенант Резун всё время пытался меня на этом поймать. Что ж, пришлось отрабатывать специальную схему нелегального курения. Во время мытья полов возишь швабру одной левой рукой, а в опущенной правой держишь сигарету, внизу, где-то на уровне ягодиц. Быстренько затянулся и снова — к ягодицам. А замаячило неподалёку что-то, напоминающее «фуражку-звёзды», ты пальцами — щёлк! — и сигарета отлетает в дальний угол туалета. А ну-ка, попробуйте доказать, товариш старший лейтенант, что она моя!

А Резун задался целью словить меня на курении. И это стремление у него развилось в форменную паранойю. Бывало, глубокая ночь на дворе, училище спокойно спит, а доблестный старший лейтенан не поленился специально прийти из дома и теперь крадётся на цырлах по коридору, чтобы уличить курсанта Кондырева в злостном нарушении уставных требований. Ну прямо как дитя малое, честное слово!


Еще от автора Валерий Юрьевич Примост
Штабная сука

Книга молодого писателя Валерия Примоста — это плод его личного опыта и мучительных раздумий. Она повествует о жизни солдата в Забайкальском военном округе серединиы восьмидесятых, о давящем человеческие судьбы армейском механизме. Это обнаженный до крика рассказ о том, чего не может быть между людьми, о том, какая хрупкая грань отделяет человека от нечеловека, от человека, превратившегося в одноклеточное либо в хищного зверя.


730 дней в сапогах, или Армия как она есть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жидяра

Требуется вычитка, желательна сверка с бумагой — много ошибок OCR, вычитано глава 6–9.


Приднестровский беспредел

Книга Валерия Примоста «Приднестровский беспредел» продолжает серию «Эпицентр». Крушение идеалов молодого человека, оказавшегося в центре Приднестровского конфликта — результат раскрытия беспрецедентной коррупции в высших армейских кругах.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.