Итак, Чачхал и Руслан!
(Одно дело тогда, в 89-м, когда повесть писалась на абхазском и для Абхазии — маленькой страны: там все всех знают, а тем более Чачхала — при одном упоминании его имени все улыбнутся, а потом грустно вздохнут. А теперь следует предупредить читателя: читайте дальше, мусье, там все будет написано!).
* * *
На ритуальном утреннем кофепитии на Сухумской набережной, а именно в редакционной кофейне перед гостиницей «Рица», — а те, кто бывал в Сухуме, знают, что с раннего утра жизнь города сосредоточивается в кофейнях, которых такое множество, что люди выбирают их по интересам, — Руслан Гуажвба затосковал. Начинался погожий день, солнечный и веселый. Руслану совсем не улыбалась перспектива идти и запираться в полутемной рабочей комнате Музея. «Сегодня четверг, два дня до конца недели, их можно и пропустить, жизнь коротка», — думал он. Его потянуло, как говорится, к сельскому уединению.
Он живо представил себе археологическую стоянку в селе Хуап. Внизу шумит, разбиваясь о камни, речка Ягырта, поют в чаще птицы, а ты вылавливаешь из-под земли таинственные кремневые сколы, и это намного сильнее захватывает, чем банальная ловля рыбы. И пытаешься представить жизнь далеких предков, и делишься своими мыслями с друзьями-археологами — и ваши мысли совпадают. А вечером — ужин в доме Мирода, его дяди: индейка, которую тетя Нелли сначала тушит целиком и уже потом поджаривает на вертеле, предварительно сдобрив аджикой и приправами. Вымоченное в острой подливе из свежей алычи с кинзой мясо так обжигает нёбо, что только стакан-второй шипучей изабеллы может унять пламя во рту… Нет, сначала легкий завтрак: листья сарсапареля и крапива с орехом — да, именно крапива, но непременно нежная и свежая, — шашлык из буйволиного мяса, прокопченного над очажным костром, сыпучий козий сыр с аджикой, поджаренный на постном масле, и малосольный ахул — кольраби, — и запивать виноградной чачей, но ее не слишком, а стопки три, а потом вина, но уже не изабеллы, а терпкого качича, вина чрезвычайно редкого, гостевого, которое даже Мирод припрятывает для самых близких… Только такой легкий завтрак, потому что надо скорее подняться к археологам, — ты еще им тачку обещал доставить, — а описанный ужин потом, вечером. Утром следующего дня — снова на раскопки, выпив: сначала стопку-другую чачи, в качестве закуски согрев на углях сухой мамалыги и поджарив на них же копченого сулугуна; затем несколько стаканов белого вина из кувшина, дядя Мирод называет его еще корабельным вином, — и в путь, и на работу!
Мысли Руслана, перескакивая с закусок на раскопки, окончательно улетели в Хуап. Надо было ехать и собирать эти мысли.
Очевидная и легкодоступная перспектива праздника для души и тела! Только найти, на чем до Хуапа доехать.
Если бы Чачхал согласился, то все проблемы с поездкой решились бы автоматически. А Чачхал как раз у соседней стойки что-то рассказывал своим хриплым басом — или, как выразился бы он сам: «заливал» — компании, окружившей его тесным кольцом. Но видно было, что публикой он недоволен: хорошо слушали, но плохо вникали. Руслан открылся ему.
— Поедем в Хуап, — предложил он. — Надо Мушни помочь, а то они с Ниной загибаются там, копая вдвоем…
Чачхал был легок на подъем. Предложил ему ехать немедленно в самый дальний край, — разумеется, Советского Союза, кто бы Чачхала за границу выпустил! — и то бы он раздумывал не дольше мгновения, хотя и дома ему было хорошо с любимой женой, кроткой Мадиной, и трудным, но воспитуемым — лишь бы время! — мальчиком Дадыном. Правда, в воспитании Дадына участвовало полгорода: встретив шалуна, неохотно идущего в школу или из школы, приятели Чачхала считали своим долгом ему сказать: «Ты маму слушайся, парень! Понял?» — и если семилетний парень не отвечал сразу же: «Понял, понял!», то повторяли сентенцию еще раз.
Так что — в Хуап так в Хуап.
— Базара нет! — ответил Чачхал, что означало: тут и говорить нечего, конечно же, едем!
И вот он уже окидывал своим пронзительным взглядом посетителей кофейни и их машины, которые они ставили напротив у входа в гостиницу. А посетители кофейни, точнее, те из них, что подъехали на машинах, насторожились, не зная, кому придется везти Чачхала в дальние края.
На сей раз выбор пал на голубую «шестерку» и ее обладателя. Хозяин стоял у стойки и пил кофе, уверенный, что пять минут спустя эффектно воссоединится с машиной, дожидавшейся его у входа в гостиницу, сладостным доказательством его преуспеяния.
Чачхал остановил свой выбор на этих самых машине и водителе.
— Срочная поездка, — вскользь бросил он водителю у стойки.
— Чачхал, совсем нет времени, — пытался возразить тот за себя и за машину, но Чачхал не слушал, потому что ему было не до сантиментов: он уже отдавал распоряжения на период, когда будет отсутствовать в Сухуме. Машина подходила, а что касается водителя, то за него он был спокоен: тому еще предстояло испытать положительные эмоции, когда в дороге он узнает, что взяли его вместе с машиной все-таки не куда-нибудь в Махачкалу, а сюда, в Гудаутский район. — Там, в Хуапе дело, парень! — сказал Чачхал сурово.
