Молодые приплясывали и подвывали. Даже самые старые ритмично покачивались в такт трещоткам и камням, соответствуя ритмам речитатива Нгуньчи Нгам-Гамлу.
К концу представления зрители пришли в состояние самого настоящего катариса. Точно так, как это было у законопослушных древних греков, такого рода театрализованные действа помогали Племени Щедрых испытывать сильные страсти и таким образом нейтрализовать и агрессию, и жажду приключений.
— Эвона! У-блин! — восклицало племя и хлопало себя по бедрам.
Вождь Нао-Нага Бунди-Кура плакал.
По окончании мистерии все замолчали. Нгуньчи Нгам-Гамлу увели в обморочном состоянии, как Гарри Кина. О состоянии Нины и говорить нечего…
— Честь Второго Пальца! — закричало в один голос благодарное племя. — Нгуньчи Нгам-Гамлу достоин Чести Второго Пальца!
Вождь поднял руку в знак согласия. Зрители были единодушны.
* * *
В наступившем молчании все взоры устремились на Старейшего Воина и Слепого Певца. Он приложился к талисману и воздел к небу вдохновенное лицо.
Тут же, на глазах у благоговейной публики, СВ и СП немедленно сложил песнь, которую и пропел перед племенем с таким подъемом, что под торжественную дробь его барабана молодые снова пустились в пляс, у старцев же на лицах выступили слезы, а великий вождь, оттачивая кремневый наконечник, печально размышлял, что было бы правильнее и щедрее по законам племени преподнести барду в качестве дара: свой язык или даже клок волос?
— Кайфовая песня, — похвалил певца Чачхал и протянул ему Трубку Размышлений.
— Я потом еще спою тебе, — ответил польщенный бард.
Ермолай Кесугович и Игорек неверящий
Теперь я предложу тебе, Сашель, несколько сцен, которые не станут иметь решающего значения и снова нарушат единство времени и действия повествования, но несколько его оживят.
Переносимся в Сухум. В Музее зазвонил телефон.
Ермолая Кесуговича искать не пришлось. Он уже расписался в журнале прихода и ухода, но на утренний кофе сбежать еще не успел. Девушка передала ему трубку.
— Как? Живые? Говорящие? Не может быть! — закричал Ермолай.
Его друг и коллега Игорь Павлович, проходя мимо открытой двери, остановился и прислушался, иронически улыбаясь.
— Потрясающие новости! — воскликнул Ермолай Кесугович, положив трубку.
— Нашли неандертальцев? — язвительно спросила секретарша.
— И ты, Брут!
Время не ждало. Ермолай заторопился к директору до начала пятиминутки. Но не успел: пятиминутка уже началась, а она длилась обычно около часа. Ермолаю Кесуговичу оставалось только ждать. Без ведома директора он не мог выехать в Хуап, как ни рвалась туда его душа: кое-что из того, что ему было необходимо, в частности транспорт, надо было выпросить именно у директора. Чем топтаться нервно на пороге, решил он, лучше пройти на набережную попить утренний кофе и свыкнуться с потрясающей новостью.
* * *
Примчавшись утром на работу — опаздывать было нельзя — и расписавшись в журнале, служащие Музея устремлялись пить кофе на набережную с такой же торопливостью, с какой шли на работу. Но были и такие, которые почти никогда не пили кофе на набережной. Например, Игорь Павлович, мчавшийся сейчас навстречу Ермолаю Кесуговичу. Игорь Павлович всегда торопился, ему было не до кофе. Он считал своим долгом лично перепроверить научные гипотезы, которые казались ему сомнительными. Он вскрыл ошибочность многих гипотез не только в сфере своей профессии, но и в других дисциплинах. Бывало, только разберется Игорь Павлович с общей историографией, как тут же возникал физик с сомнительной теорией. Пока он был занят физикой, биологи успевали отмочить новую штучку. Конечно, не он один трудился над разоблачениями научных уток. Были у него друзья и в Тбилиси, и в Москве, и в Питере, и у нас в Обезьяньей Академии.
Игорек шел, по своему обыкновению, широко шагая и стараясь не сбить дыхания, как на горной тропе. Когда они поравнялись, лицо Ермолая Кесуговича уже выражало: «Опять не поверишь!» — а лицо Игоря Павловича, конечно, строго предупреждало: «Факты, факты!» Приятели поздоровались на ходу.
— Слыхал о теории Иванова и Гамкрелидзе? — спросил Игорек, не останавливаясь. — Конечно, неожиданно… Как твои неандертальцы?
Ермолай Кесугович вздохнул. Забыв об утреннем кофе на набережной, он уже бежал, еле поспевая за длинноногим Игорем Павловичем.
— Ладно, мне ты можешь не верить. Но вот газеты. «Труд»: «Снежный человек — существует ли он?»… «Комсомольская правда»: «Алмасты — миф или реальность?» — начал он издалека. — И по телику смотрел, наверное…
Игорь чуть было не остановился, так его рассмешило услышанное. — «Труд», говоришь?
— Да. Центральный компетентный орган, — напомнил маловеру Ермолай Кесугович, но Игорь Павлович сквозь смех уже ничего не слышал.
— «Комсомолка»! — даже прослезился он.
Ермолай уже начинал обижаться, но Игорь Павлович был беспощаден.
— «Труд»! «Комсомолка»! Уф-уф! Дай отдышаться! — он вытерся платком. — Ермолай, голубчик! — закашлялся Игорек.
— Неандерталец существует! — выпалил Ермолай и даже схватил Игорька за руку, словно боялся, что тот попросту сбежит, чтобы не слышать такой неправдоподобной гипотезы. — Су-ществу-ет!
