Так вот, Нао-Нагу Бунди-Куру сразу можно было узнать по гордой осанке, а также по торжественной татуировке на лице: суровое сочетание красок придавало облику вождя весьма свирепый вид. Однако эта маска не соответствовала природному благородству его натуры, отражавшемуся в косом взгляде глубоко посаженного единственного глаза. В ноздрю же вождю вместо обычной ракушки, как у прочих соплеменников, вставлен был брелок из дерева моклюры, подвешенный — удивительное дело! — на цепочке из элемента, который добывать и изготовлять неандертальцы научатся лишь тысячелетия спустя, т. е. из железа. Об этом — позже.
Приветствуя воина Нгуньчи Нгам-Гамлу, вождь приподнял единственную левую руку и топнул единственной правой ногой.
Нгуньчи Нгам-Гамлу, любимец вождя, который должен был наследовать его власть, как только Нао-Нага Бунди-Кура раздарит свое тело, но к этой неограниченной власти не спешил (а ответом на свой вопрос «Почему же?» терпеливый читатель будет вознагражден страницею ниже вкупе с ответами на прежние вопросы), приветствовал предводителя, издав громкий воинственный клич.
Нао-Нага Бунди-Кура величаво восседал под раскидистым папоротником за утренней Трубкой Размышлений, хотя Трубка с благовонной зазипой к нему попадала довольно редко, потому что почетное место рядом с ним, равно как и право безраздельно пользоваться Трубкой Размышлений, занимал человек, чье присутствие объясняло наличие серебряной цепочки в носу предводителя, хотя наличие последней еще не объясняло причину его собственного присутствия тут; ибо глаза не могли обмануть Нину — это был человек, которого она знала по Сухуму. Это был Чачхал.
* * *
Не только для этнографа, но и для всякого любознательного человека огромный интерес представляет первая встреча с незнакомым сообществом людей. И надо ли говорить, что соприкосновение с миром неандертальцев, на какой бы стадии развития те ни находились, должно явить для ученого огромный интерес, независимо от его собственного самочувствия в момент изучения объекта. Нина, конечно же, была обеспокоена предстоящей участью: ее ждала Честь Второго Пальца (см. стр. N), хотя и Честь Первого Пальца (см. стр. N) не улыбалась Осенним Волосам. Но при этом она помнила, с какой любовью отнеслись папуасы к наследию Миклухо-Маклая. Ведь папуасы не тронули ни единого гвоздя в оставленной великим путешественником хижине, почитая белого господина как божество, правда, вскоре после того, как сам был ими съеден.
Нгуньчи Нгам-Гамлу почтительно и благоговейно поцеловал левый глаз вождя Нао-Наги Бунди-Куры Нао-Наги Бунди-Куры. Он висел на груди у самого воина Нгуньчи Нгам-Гамлу в качестве талисмана, высушенный и забальзамированный, что и внушало недавно Нине такой понятный ужас.
У вождя на груди помимо всего прочего красовался автоматный патрон калибра 5,45, подаренный ему известно кем. В знак приветствия вождь приложил тыльную сторону ладони к брелку в своей ноздре. Он сидел, широко расставив правую ногу и левую культю. Отсутствие плебейской набедренной повязки демонстрировало невозможность исполнения вождем самостоятельно Чести Первого Пальца. Фаллос вождя красовался, забальзамированный, на груди Старейшего Воина и Слепого Певца. Лицо СВ и СП хранило следы красоты настолько мужественной, что, всего лишь заглянув в его невидящие глаза, старухи племени густо краснели под впечатлением возникших воспоминаний.
Чачхал, конечно же, узнал Нину и при этом посмотрел на нее столь ясным взглядом, словно так и должно было быть: ему сидеть рядом с вождем рыжиков, покуривая из Трубки Размышлений, а ей пребывать тут в качестве намеченного объекта ритуального жертвоприношения.
— Привет, сеструха! — воскликнул он своим хриплым басом. — Руслан не забухал там?
Нину сейчас в ее положении меньше всего интересовало, не перепил ли Руслан среди цивилизованных людей. Но когда Чачхал с таким невозмутимым и спокойным видом обратил на нее свои иссиня-черные глаза, то у нее затеплилась надежда, что он заступился за нее и ей, возможно, будет оказан прием в соответствии с представлениями о гостелюбии, более характерными для Племени Летящих Ножей, чем для Племени Щедрости. Еще раз встретившись с ней глазами, Чачхал подтвердил взглядом, что так оно и будет.
* * *
Театрализованные представления родились в те незапамятные времена, когда человек в своем стремлении быть понятым чувствовал, что речи, которой он обладает, иногда бывает недостаточно. Показ древнее рассказа. Однако и впоследствии, когда человеческая речь обогатилась, представления, приняв форму высокого зрелища, не утратили своей изначальной сути — быть наиболее эффективным способом коммуникабельности.
То, что можно было увидеть в это утро под раскидистым папоротником, есть действо в его первоначальном виде, театр у самих его истоков.
Именно театральными средствами и поведал Нгуньчи Нгам Гамлу Племени Щедрых обо всем, что приключилось минувшей ночью с ним и его оруженосцами. В качестве гиены, кабана и пещерного медведя он выбрал по воину из племени — каждого на редкость удачно, а роль Нины предоставил ей самой.
Все племя в одночасье превратилось в соучастников импровизированного действа. Рыжики не просто сопереживали. Они выполняли функции хора. Музыканты, коими оказалась половина племени, принялись кто стучать рогом оленя о клык кабана, кто в такт трясти камни в кожаных мешочках.
