Кремняк приготовился к обороне. Руслан, который по-настоящему проснулся только в разгар собственного танца, заметил это так же, как и миролюбие кремняка, но некоторое время продолжал свою пляску; теперь он самим характером танца пытался убедить кремняка в своих мирных намерениях. Наконец сбил дыхание и остановился.
Наступил самый опасный момент: танцевальные приготовления к атаке закончилась — дикарь из Племени Ацута (Руслан то есть) был готов к броску. И грозная палица в виде штыковой лопаты лежала поодаль. И дитя палеолита бежало. Его можно понять.
* * *
Руслан попытался остановить кремняка, крича ему вслед, но безрезультатно. Он даже побежал за ним вглубь пещеры, в темноте тычась во все углы, потом вернулся за свечой, но и свеча не помогла: того самого лаза в Залу он так и не обнаружил.
Зато был вознагражден, заметив, наконец, два письменных документа, которые остались прикрепленными ежовой иголкой к его тельняшке. Первый — обычный лист, вырванный Ниной из ее карманного блокнота, а второй представлял собой сложное сплетение трав и соцветий. Да. Подтверждалась гипотеза, что и в эпоху позднего палеолита, т. е. задолго до появления клинописи, предки человека пользовались особым средством передачи информации, каковое до сих пор сохранилось у некоторых то есть индейских племен. Игорек это мнение оспаривал. Ермолай на нем настаивал. А Руслан — на тебе, держит в руках образец этой протописьменности.
Современная же записка предназначалась Мушни, но Руслану было не до щепетильности: отхлебнув из фляги, он начал читать.
«Мушни, я — пленница. Рыжик оставляет меня тут, пока ему не возвратят сестру. Но рыжик, насколько я поняла, не агрессивен. Обращается со мной хорошо. При этом требует, чтобы Hawa была завтра вечером доставлена в Залу, где мы их повстречали. Только тогда он освободит меня. Никому не надо сообщать о случившемся. Помни, что мы накануне грандиозного открытия. Это почище, чем твой вожделенный аракац. А Камидату подыщем другую жену. До встречи.
Нина.
P. S. Приколотый к твоей груди пучок — не просто икебана. Это своеобразное письмо, которое кремняк послал своей сестре (или жене?). Он рассчитывает, что ты передашь ей».
Рыжик? Так-так… Кто такая Хава? Камидат — не тот ли это наездник, что был на Анне Махазовне женат? Так-так… Встреча вечером в некоей зале. Так-так… Вопросы, вопросы…
Руслан все понял. Он правильно предположил, что Мушни тоже в деревне нет. Сейчас разумнее всего предупредить дядю Мирода о случившемся и, прежде чем предпринимать что-либо для розыска пропавших, отыскать этого самого Нур-Камидата. Раз сам кремняк позаботился дать современным людям информацию, значит, Мушни и Нина в безопасности. Шутливый тон записки тоже успокаивал. Но чего стоит ее иронизирование над аракацем, когда его рецепт почти найден, нужно только лабораторное подтверждение.
Однако сейчас, решил он, следует думать не об аракаце. Сейчас следует думать о том, как найти друзей. И разделить с ними радость их сенсационного открытия.
Он сдержанно отхлебнул из фляги и заторопился от пещеры вниз, в деревню.
Представления о рыжиках, которые сложились в голове Нины, оказались достаточно точными, в чем ей пришлось убедиться за эти удивительные сутки. Точность эта замечательна еще тем, что палеолит в некотором роде есть блуждание в темноте (любимое выражение Миши Демьянова). Но тебе, Сашенька, наверное, нетрудно представить, каких нервов ей стоил этот опыт! При встрече Нина сама тебе расскажет обо всех приключениях этих памятных ночи и дня более живописно, если уже не успела написать тебе обстоятельного письма. А в своем изложении я опускаю все, что в ее рассказе мне показалось — уж прости меня! — обычными дамскими преувеличениями.
Нину разбудили возбужденные гортанные голоса. Прежде чем открыть глаза, она с содроганием вспомнила, что кремняк с ее согласия связал ей руки и ноги.
Проснувшись окончательно, она увидела, что над ней склонилось сразу несколько страшных рож. С любопытством, свойственным детям природы, дикари рассматривали спящую пленницу. Увы, они невыгодно (для нее, разумеется) отличались от замечательного кремняка. В облике этих косматых, одетых в шкуры особей было нечто, напоминающее первобытного человека из учебников. — О, Женщина, власы у тебя желтые, как осенние листья, а не ярко-рыжие, как у женщин нашего племени; твое тело хило, словно ты никогда не свежевала шкур и не изготовляла наконечников стрел, — заговорил тот, что склонился к ней ближе всех и, к ее ужасу, присовокупил к своей речи комплимент: — Ты способна вызвать огонь вожделения!
— Одеяния же твои не из шкур, — продолжал он. — Откуда ты, из какого племени? — спросил он, обдавая ее специфическим запахом, ибо привычка к человечине не исключает любви к фруктам, овощам, корням и насекомым.
Очевидно, это был предводитель шайки.
— Я — из Acuta… — прошептала пленница, памятуя, как уважительно отнесся давеча кремняк к ее происхождению. И не ошиблась.
Предводитель отпрянул в изумлении.
— Так я и чувствовал! — закричал он, из всех своих чувствилищ выбрав зад и восторженно хлопнув по нему. — Мы зрим пред собой Деву из Племени Летящих Ножей!
