Кот, который играл в слова - [5]

— Нет: вам придется охватить и окна. — Он пролистал всю картотеку и вдруг выхватил из неё одну карточку. — Вот дом, который мне хотелось бы видеть в журнале! Вы знаете Джорджа Вернига Тейта? Я отделал ему дом под французский ампир и встроил витрины для его коллекции нефрита.

— Кто этот Тейт? — спросил Квиллер. — Я ведь в этих краях недавно…

— Вы не знаете Тейтов? Это одно из старинных семейств, живущих в нижней части города, в этих псевдозамках в Тёплой Топи. Вы, конечно, знаете Тёплую Топь — это нечто исключительное. — Дизайнер сделал печальное лицо. — К несчастью, чем длиннее родословная клиента, тем медлительнее он платит по счетам.

— Тейты принадлежат к светскому обществу?

— Вообще-то да, но сейчас они живут тихо. Миссис Тейт нездоровится, как принято говорить в гостиных Теплой Топи.

— Как вы думаете, они позволят сделать несколько снимков?

— Старые миллионеры избегают рекламировать своё состояние, — сказал Лайк, — но в данном случае я, возможно, сумею их убедить.

Обсудили другие варианты, но и репортёр, и дизайнер сошлись на том. что дом Тейта подходит как нельзя лучше: известная фамилия, вычурный дизайн и, к вящему интересу обывателей, коллекция нефрита.

— Кроме того, — самодовольно улыбнувшись, сказал Лайк, — это единственная работа, в которой я обставил Сорбоннскую студию. Буду весьма доволен, увидев дом Тейта на обложке «Любезной обители».

— Если вам удастся договориться об интервью, пожалуйста, сразу позвоните, — сказал Квиллер, — Мы выпускаем первый номер в сжатые сроки. Я дам вам свой домашний телефон.

Он написал номер на «Дневном прибое» и встал, чтобы откланяться.

На прощание Дэвид Лайк искренне пожал ему руку:

— Удачи с новым журналом. И — могу ли я дать вам отеческий совет?

Квиллер с интересом уставился на «папашу», который был явно моложе его.

— Убедительно вас прошу, — с обаятельной улыбкой сказал Лайк, — никогда больше не называйте драпировки «драпри».

Квиллер вернулся на службу, взвешивая все «за» и «против» нового назначения и нежно подумывая о ленче в привычной обстановке пресс-клуба, цвет стен которого навевал воспоминания о недожаренной говяжьей вырезке.

На столе у него лежала записка — позвонить Фрэн Ангер. Он неохотно набрал её номер.

— Я потрудилась над вашим проектом, — сказала редакторша женского отдела, — и у меня есть для вас несколько наводок. Карандаш у вас наготове? Во-первых, есть загородный дом компании «Греческое возрождение», прекращенный в японский чайный домик. Потом — квартира в небоскребе со стенами и потолком, затянутыми коврами, и с аквариумом под стеклянным полом. И я знаю подход к владельцу умопомрачительной спальни, выдержанный в трёх оттенках чёрного, за исключением кровати из жёлтой латуни. Этого хватит, чтобы до отказа забить первый выпуск!

Квиллер ощутил, как у него ощетиниваются усы.

— Очень признателен, но я уже раздобыл весь материал, необходимый для первого номера, — солгал он.

— В самом деле? Для начинающего вы оперативны. Что же вы набрали?

— Это длинный, запутанный рассказ, — неопределенно ответил Квиллер.

— Мечтала бы его услышать. Вы идете в пресс-клуб на ленч?

— Нет, — нерешительно сказал он. — Дело в том, что ленч я съел… с дизайнером… в частном клубе.

Фрэн Ангер, опытную репортёршу, нелегко было сбить с толку.

— В таком случае отчего бы нам не сойтись за вечерним коктейлем в пресс-клубе?

— Очень сожалею, — самым вежливым тоном ответил Квиллер. — Но у меня свидание за ранним ужином в верхней части города.

В семнадцать тридцать он влетел в своё логово, таща себе на обед увесистый кусок ливерной колбасы и два луковых пирожка. Разумеется, он предпочёл бы пресс-клуб. Ему нравилась атмосфера клуба, размеры тамошних бифштексов и компания, которая собиралась там, но последние две недели он вынужден был избегать излюбленной своей забегаловки. Неприятности начались, когда он станцевал с Фрэн Ангер на балу фотографов. В неуклюжем фокстроте Квиллера было, видно, что-то магическое, притягательное для одинокого женского сердца. С тех пор она неотступно его преследовала.

— Не могу отделаться от этой женщины, — пожаловался он Коко, нарезая ливерную колбасу. — Она недурна, но не в моем вкусе. Имел я этих фигурястеньких дамочек — сколько хотел! Кроме того, шкура зебры мне нравится только на зебре.

Он отрезал несколько кусочков колбасы, намереваясь пробудить у Коко аппетит, но кот был занят — щёлкал зубами по тонкой паутине, тянувшейся меж ножками двух стульев.

Лишь телефонный звонок, грянувший через миг, привлёк внимание Коко. В последнее время он выказывал признаки ревности к телефону. Чуть только Квиллер брался за аппарат, Коко развязывал ему шнурки на ботинках или кусал телефонный шнур. Порой же вскакивал на стол и пытался оттащить трубку от квиллеровского уха.

Квиллер снял трубку.

— Алло?.. Да! Что новенького?

Коко немедленно вспрыгнул на стол и занялся личной гигиеной — выкусыванием блох. Квиллер отпихнул его.

— Замечательно! Скоро ли мы сможем сделать снимки?

Коко ходил взад-вперёд по столу, высматривая, как бы ещё нашкодить. Каким-то образом он запутался лапой в проводе и возмущенно взвыл.

— Извините, почти вас не слышу, — сказал Квиллер. — Кот сюда лезет… Нет, я его не бью. Не вешайте трубку!