С выражением скуки и омерзения, которое подтверждали уныло висящие усы, Джим Квиллер готовил себе холостяцкий завтрак. Горячей водой прямо из-под крана он развёл чашку растворимого кофе (плохо размешанная субстанция коричневыми комками всплыла на поверхность). Отрыл пирожок в полной крошек жестянке, откуда уже попахивало плесенью. Потом расстелил бумажную салфетку на столе у окна — городское солнце, просочившееся сквозь смог, высвечивало всё убожество меблированной квартиры.
Здесь Квиллер, не чувствуя вкуса, проглотил завтрак, размышляя над своими четырьмя «без».
Он сейчас был без женщины. Ему прислали предупреждение о выселении, и он через три недели окажется без дома. Моль так рьяно пожирала его галстуки, что он очень скоро останется вообще без галстука. И если сегодня он скажет что-нибудь не то главному редактору, то очень даже просто может сделаться без работным. За сорок пять — и безработный. Не очень-то радужная перспектива.
По счастью, он хоть был не без друга. На его обеденном столе — вдоль большого словаря, груды книг в бумажных обёртках, трубочной стойки об одной-единственной трубке и жестянки с табаком — растянулся сиамский кот.
Квиллер почесал друга за ушком и сказал:
— Об заклад побьюсь — тебе не разрешалось сидеть на обеденном столе, когда ты жил этажом выше.
Кот по имени Коко удовлетворенно заёрзал, выставил вперед усы и сказал:
— ЙЯУ!
Он прожил с репортёром шесть месяцев, доставшись ему как часть печального наследства жильца с третьего этажа. Квиллер хорошо его кормил, толково с ним беседовал и вовлекал в игры, которые доставляли незаурядно смышленому коту удовольствие.
Каждое утро Коко захватывал один и тот же угол обеденного стола, располагаясь на нем компактным валиком, — коричневые лапы и хвост тактично подогнуты под бежевое тельце с белой грудкой. В рассеянном солнечном свете глаза Коко ослепительно голубели, а шелковистая шерстка, как и новенькая паучья сеть, затянувшая окно, переливчато и радужно поблескивала.
— Это по твоей милости комната кажется свалкой, — сообщил ему Квиллер.
Коко зажмурился и задышал чаще. При каждом вдохе и выдохе нос его менялся — казался то чёрно-бархатным, то чёрно-атласным, то снова бархатным. Квиллер вновь погрузился в глубокую думу, рассеянно почёсывая в усах ручкой чайной ложки. Настал тот самый день; который он самому себе назначил, чтобы предстать перед главным редактором и потребовать, чтобы его перевели в другой отдел. Это был рискованный шаг. «Дневной прибой» славился как прочный корабль. Перси проповедовал слаженную работу, единый дух, общую нерушимую дисциплину. Плечом к плечу, играючи, один за всех. Наши не спрашивают — почему. Тянем-потянем — вытянули! Нас, избранных, не много!
— Вот оно как, — доложил Квиллер коту. — Если я вломлюсь в кабинет Перси и решительно потребую поменять мне задание, то, вероятно, вылечу на улицу. Излюбленный его аргумент. А я не могу себе позволить стать безработным — во всяком случае сейчас, пока не подсобрал деньжонок.
Коко ловил каждое слово.
— В худшем случае я, пожалуй, могу получить работу в «Утренней зыби», но мне тошно работать на эту скучную простыню.
Глаза Коко были огромны и полны понимания.
— ЙЯУ, — мягко сказал он.
— Хотел бы я поговорить с Перси по душам, но к нему ни за что не пробиться. Он запрограммирован, как компьютер. У него очень искренняя улыбка. Крепчайшее рукопожатие. Весьма ободряющие комплименты. А вот потом, когда ты встречаешь его в лифте, он и знать тебя не знает. Ты на весь день выпал из его планов.
Коко беспокойно передвинулся.
— Он даже не похож на главного редактора. Одевается, как парень с рекламы. Перед ним себя растрепой чувствуешь. — Квиллер пощупал у себя под затылком. — Мне явно пора подстричься.
У Коко что-то булькнуло в горле, и Квиллер понял намек:
— О'кей, сыграем. Но нынче утром — только несколько конов. Надо топать на работу.
Он открыл большой энциклопедический словарь замечательной растрепанности, и они с Коко принялись за свою словесную игру. Она состояла в том, что кот запускал когти меж страницами, а Квиллер открывал тексты там, где он указывал, читая вслух словесную добычу — два жирно выделенных ключевых слова над колонками. Он читал страницу справа, если Коко пользовался правой лапой, но обычно то бывала страница слева. Из спортивного честолюбия Коко предпочитал быть левшой.
— Дизайн и дилемма, — прочёл Квиллер. — Ну, эти — легкие. Засчитай мне два очка. Давай-ка попробуй ещё раз… Бидермайер[1] и Бидпай[2]. Шельмец! Ты поставил меня в тупик!
Квиллеру пришлось проглядеть оба определения, и это принесло два очка коту.
В финале счёт был 7:5 в пользу Квиллера. Потом он принял душ и приступил к одеванию, приготовив сперва завтрак для Коко — парная говядина, разогретая с капелькой консервированной грибной подливки. Кот, однако, не проявил интереса к еде. Он ходил кругами вокруг хозяина, выражая внимание призывным сиамским вытьем, цепляясь за купальное полотенце, запрыгивая в выдвижные ящики туалетного столика, как только они открывались.
— Какой же галстук мне надеть? — спросил у него Квиллер. В его гардеробе их было довольно мало — большей частью в шотландскую клетку с преобладанием красного. Они висели по всей комнате на дверных ручках и спинках стульев. — Может, мне надеть что-нибудь помрачнее, чтобы вызвать благоволение Перси? В такие дни мы все приспособленцы. Только вы, коты, и независимы по-настоящему.
