Кот, который играл в слова - [6]

Он освободил Коко и согнал его на пол, а потом записал адрес, который дал ему Дэвид Лайк.

— Увидимся в понедельник утром на Тёплой Топи, — сказал Квиллер. — И спасибо вам, правда, спасибо. Вы очень мне помогли.

В этот вечер телефон зазвонил ещё раз, и по проводу до Квиллера долетел дружелюбный голос Фрэн Ангер:

— Привет. Так вы дома?

— Да, — ответил Квиллер. — Я дома. — Он не спускал глаз с Коко, вскочившего на стол.

— Я думала, у вас нынче вечером свидание…

— Добрался до дому раньше, чем ожидал.

— Я в пресс-клубе, — сказал сахарный голосок. — Почему бы вам не подойти? Мы все здесь… пьём до посинения…

— Убирайся! — крикнул Квиллер Коко, который пытался крутить циферблат носом.

— Что вы сказали?

— Я коту говорил!

Квиллер толкнул Коко, но кот скосил глаза и стоял на своём — казалось, решал, какую бы ещё пакость учинить.

— Кстати, — заструился из трубки умасливающий голос, — когда же вы собираетесь пригласить меня, чтобы познакомить с Коко?

— ЙЯУ! — сказал Коко, устремляя этот оглушительный вопль прямо в правое ухо Квиллера.

— Заткнись! — заорал Квиллер.

— Что?!

— О чёрт! — рявкнул он, когда Коко сбросил на пол полную пепельницу.

— Ну и ну! — Голос Фрэн стал резче. — Ваше радушие меня просто ошеломляет!

— Послушайте, Фрэн, — сказал Квиллер. — У меня тут вот сию минуту — такой кавардак!.. — Он хотел было объяснить, но услышал щелчок — Алло?

Ответом было мертвое молчание, а потом — гудок. Связь прекратилась. Коко стоял твердо опершись левой лапой на рычаг,

ТРИ

Утром в понедельник, когда Квиллер явился в фотолабораторию, чтобы взять фотографа для репортажа с Тёплой Топи, Одд Банзен щёлкал затвором камеры и во весь голос ругательски ругался. В «Дневном прибое» Банзен был специалистом по транспортным происшествиям и крупным пожарам, а его только что посадили на постоянную службу в «Любезной обители».

— Это стариковская работа, — пожаловался он Квиллеру. — Я пока что не собираюсь спускаться с вышки.

У Банзена, который недавно залезал на вышку небоскреба, чтобы щелкнуть фейерверк Четвёртого июля, была уйма достоинств и недостатков, забавлявших Квиллера. Самый отважный и самый громогласный из фотографов, он курил самые длинные и самые вонючие сигары. Слыл самым ненасытным желудком и самой сухой глоткой пресс-клуба. Содержал огромное семейство, и кошелек у него всегда был самый тощий.

— Не будь я совсем на мели, я бы уволился, — сказал он Квиллеру, когда они шли к автостоянке. — К твоему сведению, я надеюсь, что этот глупый журнальчик с треском провалится.

Приглушённо чертыхаясь, он с трудом запихнул камеру, штатив и светильники с подставками в свою небольшую двухместную колымагу.

Втискиваясь в оставшееся узенькое пространство, Квиллер поддразнил фотографа.

— И когда ты наконец раскошелишься, — сказал он, — и поменяешь эту жестянку из-под сардин на настоящую машину?

— Только эта и бегает на дешёвом топливе, — возразил Банзен. — И заправляюсь я только на десять миль.

— Ну где вам, фотографам, бензин покупать…

— Вот поимей шесть малышей, выплаты по закладной и счета от протезиста, тогда и…

— А почему бы тебе не сэкономить на этих дорогих сигарах? Они, поди, обходятся тебе по меньшей мере цента по три за штуку.

Они свернули на Даунривер-род, и фотограф спросил:

— Кто тебе устроил это задание на Тёплой Топи? Фрэн Ангер?

Усы у Квиллер у торчком встали.

— Я сам устраиваю себе задания.

— Просто Фрэн говорила в пресс-клубе что-то в этом роде. Думал, она все эти игры и заварила.

Квиллер хмыкнул.

— После парочки фужеров мартини она бывает страх как болтлива, — сказал Банзен. — В воскресенье вечером так даже намекнула, что ты девочек не любишь. Ты, видно, что-то такое сотворил, что она прямо-таки взбесилась.

— Не я, мой кот! Фрэн позвонила мне домой, а Коко наступил на рычаг да и разъединил нас.

— Этот котяра ещё доведет тебя до беды, — предрек Банзен.

Они влились в поток автострады и мчались молча, пока не добрались до въезда на Тёплую Топь.

— Занятно, что этим местам так и не дали приличного названия, — сказал Банзен.

— Не понимаешь ты психологии высших классов, — ответил Квиллер, — Наверное, живёшь в одной из этих миленьких новостроек.

— Я живу на Дивной Опушке. Четыре спальни и большущие взносы по закладной.

— А я о чём? Эти Джордж Верниг Тейты явно не хотели бы, чтобы смерть застигла их в местечке под названием Дивная Опушка.

Извилистые трассы Тёплой Топи пестрели французскими шато и английскими усадьбами — каждая в рощице старых деревьев. Дом Тейта был богато украшен испанской лепниной; железные ворота открывались во внутренний двор, а по бокам массивной, обитой гвоздями двери стояли чугунные фонари.

В дверях газетчиков приветствовал Дэвид Лайк, который провел их в холл, выложенный чёрно-белыми квадратами и сверкавший хрусталем. Бронзовый сфинкс подпирал беломраморную плиту, на которой стоял разлапистый канделябр о семнадцати светильниках.

— С ума сойти! — воскликнул Банзен.

— Пожалуй, вам с вашим оборудованием нужна кое-какая помощь, — сказал Лайк. Он сделал знак мальчику-слуге, который вскинул на седовласого дизайнера обожающий взгляд мягких черных глаз. — Паоло, давай-ка помоги этим джентльменам из газеты, и, может быть, они сделают твое фото, чтобы ты послал его домой в Мехико.