Контрабандисты Гора - [29]

Неужели она не знала, что у гореанской рабской девки, коей она теперь была, не было ни единого шанса на побег? Уж не думала ли она, что её заклеймили, чтобы освободить? Э нет, здесь клеймят именно для того, чтобы покупать и использовать.

Разумеется, у меня тоже не было никаких шансов избежать неволи. Куда мне здесь было бежать? Моё собственное тело, отмеченное раскалённым железом, объявляло меня рабыней. Рано или поздно, мне всё равно придётся носить ошейник. Я не боялась ошейника. Я знала, что принадлежала ему. Он будет заперт на моей шее, и я не смогу от него избавиться. Он будет публично и подобающе объявлять меня рабыней, зачастую ещё и идентифицируя рабовладельца, собственностью которого я была бы. Иногда, если рабыне дают имя, то оно также может появиться на ошейнике. «Я такая-то, рабыня такого-то», «Я такая-то, принадлежу тому-то» и так далее. Иногда надпись на ошейнике довольно проста: «Я принадлежу тому-то», «Я — собственность того-то» или просто «Верните меня тому-то». Будь у меня выбор, я знала, о чьём ошейнике я бы попросила. Но выбора у меня не было никакого. Я была рабыней.

Типичный ошейник практичен и информативен, лёгок и удобен, а кроме того привлекателен. Иногда я задавалась вопросом, не завидовали ли свободные женщины нам и нашим ошейникам. Они значительно усиливают красоту женщины, как эстетически, так и, конечно, своей значимостью. Они возбуждают мужчин, и имеют свой эффект и на женщину. Разве они не сообщают ей о том, что она такое и для чего она нужна? Я знала, что отличалась от других девушек, по крайней мере, от некоторых из них. В отличие от них, я даже на Земле знала о том, что была рабыней. Несомненно, со временем, они тоже должны были прийти к пониманию того, что были рабынями, причём были ими всегда, испытывая лишь недостаток в господине и ошейнике. Это стало бы для них возвращением к себе домой, к тому, чтобы быть принадлежащими и доминируемыми. Какая гормонально нормальная женщина не захочет встать на колени перед господином? Разве это не достаточно очевидно из их снов и их чувств? Кому не захочется быть принадлежащей мужчине? Кто не захочет чувствовать его узы, его губы и руки на своём теле, принадлежащем ему, владеемом и покорённом, рассматриваемом им так, как он того пожелает? Какая женщина не хочет, чтобы её так небрежно и беззаботно, но так властно, лаской приводили к подчинению, вынуждая терять себя от наслаждения ради удовольствия мужчины, принуждающего её вынести, хочет она того или нет, потрясающие, спазматические экстазы подчинения, экстазы, о которых она будет просить снова и снова, как его покорённая рабыня?

— Какой была твоя каста? — спросила меня как-то одна из соседок.

— У меня не было никакой касты, — ответила я.

— Она же варварка, Ты что, не видишь? — вступила в разговор другая девушка.

— Послушай, как она говорит, — посоветовала третья. — Это сразу заметно по её акценту.

— Она даже не в состоянии как следует говорить на языке, — усмехнулась четвёртая.

— У варваров не бывает касты, — объяснила вторая.

— Варварки глупы, — заявила третья.

— И вовсе я не глупа, — возмутилась я.

Мужчина в синей тунике продолжил называть номера лотов.

Были вызваны семнадцать девушек, пять из которых носили сирики, четыре, включая меня, были прикованы цепью к стене, а остальные имели возможность наслаждаться относительной свободой и могли перемещаться по помещению, как им хотелось, за исключением разве что того, как уже было отмечено, что они не могли без разрешения подниматься по лестнице, ведущей к зарешеченной двери.

Мы стояли в шеренге в указанных нам позах, опустив головы и скрестив запястья за спиной, и ждали. Мы уже не раз видели, для чего использовались длинная верёвка, шнуры и полосы ткани. Нас должны были увести из подвала. Шнур двумя петлями обвился вокруг моих запястий и, мгновение спустя, рывком затянулся, закрепив мои руки за спиной. Чуть позже длинная верёвка была завязана узлом на моей шее, после чего оба охранника пошли дальше, занявшись запястьями и шеей той девушки, что стояла передо мной, той самой, которая утверждала, что была из высоких Торговцев. Вскоре после этого позади меня встал мужчина с полосами ткани в руке.

— Подними голову, — приказал он, и в то же самое мгновение я ослепла.

В этот момент я вдруг почувствовала, что меня охватывает паника. Насколько совершенно беспомощной чувствуешь себя, когда Ты связана, привязана и неспособна видеть! Обычно это делают, начиная с конца каравана, и движутся к его началу. Предположительно, это помогает сохранять спокойствие в колонне и снижает вероятность того, что кто-то, запаниковав, бросится наутёк. Я помнила неблагоразумное бегство той девушки, что теперь стояла рядом со мной. Я услышала, как она в ужасе заскулила, похоже, ей тоже уже завязали глаза. Насколько же мы беспомощны!

— Повернулись налево, — послышалась команда.

Говорят, что любопытство не подобает кейджере. Обычно нас и держат в неведении. Несомненно, это помогает держать нас под контролем. Зачастую мы не знаем ни того, куда нас должны вести, ни того, что собираются с нами сделать. Мы — рабыни, и этим всё сказано. Когда нас привели в это место, мы тоже были в караване, на наших глазах были повязки, а руки связаны за спиной. Мы были бы не в состоянии узнать ни внутреннюю часть здания, ни его внешний вид, ни улицы вокруг. В действительности, всё, что мы знали, это то, что находились в Брундизиуме. Очевидно это — большой город и порт. Также, по плеску волн и запаху моря можно было сказать, что подвал в котором нас держали, располагался где-то у воды. Ещё, как уже было отмечено ранее, мы предполагали, по крайней мере, на это указывали слухи, что нас должны были отправить куда-то на север.